Чем прочнее стояла Советская власть в Петрограде, тем больше буржуазные группы переносили свои надежды на военную помощь извне. Петроградское Телеграфное Агенство, железнодорожный телеграф, радиотелеграфная станция Царского Села приносили со всех концов вести о грандиозных силах, которые движутся на Петроград для того, чтобы покорить там мятежников и утвердить порядок. Керенский бежал на фронт, и буржуазные газеты сообщали, что он ведет оттуда против большевиков несметные войска. Мы были оторваны от страны, телеграф не хотел нам служить. Но солдаты, десятками, сотнями приходившие ежедневно по поручению своих полков, дивизий и корпусов, неизменно говорили нам: "не бойтесь фронта, он целиком за вас, отдайте только распоряжение -- и мы отправим на помощь вам хоть сегодня же дивизию или корпус". В армии было то же, что и всюду: низы были за нас, верхи против нас. В руках у этих верхов был военно-технический аппарат. Отдельные части многомиллионной армии оказывались изолированными друг от друга. Мы были изолированы от армии и от всей страны. Тем не менее весть о Советской власти в Петрограде и об ее декретах неудержимо расходилась по стране и будила Советы к восстанию против старой власти.
Вести о движении Керенского во главе каких-то войск на Петроград вскоре уплотнились и приняли более определенные очертания. Из Царского Села нам сообщали о том, что через Лугу туда подошли казачьи эшелоны. По Петрограду распространилось воззвание, подписанное Керенским и генералом Красновым и призывавшее весь гарнизон присоединиться к правительственным войскам, которые в ближайшие часы вступят в Петроград232. Восстание юнкеров 29 октября находилось в несомненной связи с предприятием Керенского, но только слишком рано прорвалось наружу, вследствие решительных действий с нашей стороны. Царскосельскому гарнизону был отдан приказ: потребовать от подступающих казачьих частей признания Советской власти, а в случае отказа -- разоружить их. Но гарнизон Царского Села оказался неприспособленным для боевых операций, у него не было артиллерии и не было руководителей: офицерство враждебно относилось к Советской власти. Казаки завладели радиотелеграфной станцией Царского Села, самой могущественной в стране, и продвигались дальше. Гарнизоны Петергофа, Красного Села, Гатчины не проявляли ни инициативы, ни решимости.
После почти бескровной победы в Петрограде у солдат создалась уверенность, что дело и дальше пойдет тем же путем: достаточно де послать к казакам агитатора, который объяснит им цели рабочей революции, и они сложат оружие. Путем речей и братания было преодолено контр-революционное восстание Корнилова. Путем агитации и планомерного захвата учреждений без боя -- было сброшено правительство Керенского. Те же методы применялись руководителями Царскосельского, Красносельского и Гатчинского Советов против казаков генерала Краснова. Но здесь успеха не было. Без решительности и энтузиазма казаки продвигались, однако, вперед. Отдельные отряды проходили к Гатчине, к Красному Селу, вступали в стычку с немногочисленными отрядами местных гарнизонов, иногда разоружали их. О численности отрядов Керенского мы не имели сперва никакого представления. Одни говорили, что генерал Краснов ведет за собой десять тысяч человек, другие утверждали, что не больше тысячи, наконец, враждебные нам газеты и воззвания вершковыми буквами сообщали, что под Царским Селом сосредоточилось два корпуса.
В петроградском гарнизоне также царила атмосфера неуверенности; едва успели одержать бескровную победу, как приходилось выступать против врага неизвестной численности для боев с неизвестным исходом. На гарнизонных совещаниях говорилось, главным образом, о необходимости послать новых и новых агитаторов и выпустить воззвания к казакам: солдатам казалось невозможным, чтобы казаки отказались встать на ту точку зрения, которую защищал в своей борьбе петроградский гарнизон. Между тем передовые казачьи группы продвинулись совсем близко к Петрограду, и мы готовились к тому, что главная борьба произойдет на улицах города.
Наибольшую решительность проявили красногвардейцы. Они требовали оружия, боевых припасов, руководства. Но в военном аппарате все было расстроено, разлажено, отчасти -- от запустения, отчасти -- злонамеренно. Офицеры отстранились, многие бежали, винтовки были в одном месте, патроны -- в другом. Еще хуже обстояло дело с артиллерией. Орудия, лафеты, снаряды -- все это находилось в разных местах, и все это приходилось разыскивать ощупью. У полков не оказалось в наличности ни саперных инструментов, ни полевых телефонов. Революционный штаб, который пытался наладить все это сверху, наталкивался на непреодолимые препятствия, прежде всего в виде саботажа военно-технического персонала.
Тогда мы решили обратиться непосредственно к рабочим массам. Мы изложили им, что завоевания революции находятся в величайшей опасности и что от них, от их энергии, инициативы и самоотвержения зависит спасти и укрепить режим рабочей и крестьянской власти. Это обращение почти сейчас же увенчалось огромным практическим успехом. Тысячи рабочих двинулись по направлению к войскам Керенского и занялись рытьем окопов. Рабочие орудийных заводов снаряжали пушки, сами добывали для них на складах снаряды, реквизировали лошадей, вывозили орудия на позиции, устанавливали их, организовывали интендантскую часть, добывали бензин, моторы, автомобили, реквизировали продовольственные запасы и фураж, поставили на ноги санитарный обоз, -- словом, создали весь тот боевой аппарат, который мы тщетно пытались создать сверху из революционного штаба.
Когда на позициях появились десятки орудий, настроение наших солдат сразу изменилось; под защитой артиллерии они готовы были дать отпор натиску казаков. В первых линиях стояли матросы и красногвардейцы. Несколько офицеров, политически чуждых нам, но честно связанных со своими полками, сопровождали своих солдат на позиции и руководили их действиями против казаков Краснова.