16-го февраля исполнилось три года со дня трагической гибели нашего редактора, друга и товарища, Льва Седова. Он умер за восемь дней до дня своего рождения, когда ему должно было исполниться 32 года.
Большая часть его короткой жизни, вернее почти вся его сознательная жизнь была посвящена борьбе против сталинизма и Сталина, опоганившего то, что было самым святым для Льва -- Октябрьскую Революцию. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, и Сталин, считавший Льва очень серьезным противником (недаром Лев был одной из центральных фигур во всех московских процессах), пустил в ход сложный аппарат для расправы с ним. Как выяснилось из следствия по делу об убийстве тов. Райсса, группа, организовавшая убийство Райсса, "работала" до этого по слежке за Львом. Гепеуры ходили за ним по пятам, сняли квартиру рядом с его домом, ездили за ним, куда бы он ни уезжал, подготовили ему западню в Мюльгузе, где у него должно было быть свидание с швейцарским адвокатом Л. Д. Троцкого, в Реймсе, где у него было назначено свидание с Райссом и т. д. Из показаний агентов выяснилось, что они в средствах не стеснялись: летали на аэропланах, жили в самых дорогих гостинницах, покупали автомобили и пр. и пр. Сталин, как известно, на такие дела денег не жалеет, и дело было поставлено на очень широкую ногу.
Когда французская полиция, из присланных ей из Швейцарии актов расследования дела об убийстве Райсса, узнала, в каких размерах велась слежка за Седовым, она даже приставила двух полицейских для охраны дома, в котором жил Лев и приставила к нему специального инспектора, который должен был постоянно сопровождать его. Как и следовало ожидать, это была не столько охрана, сколько слежка за Львом. Полиция хотела таким путем установить, с кем он встречается и что делает. К такого рода полицейским уловкам Лев уже давно привык. С одной стороны, он, как деятель левой революционной партии, был всегда на учете у полиции; как же было не воспользоваться случаем и не взять его по настоящему под наблюдение? С другой стороны -- не будут же из-за него портить отношений с "дружественной державой", особенно в момент, когда шло "заигрывание" с СССР. Так, когда гепеуры украли архив Л. Д. Троцкого в Париже и не было никаких сомнений, что архив этот украден по распоряжению Сталина, -- следственные власти интересовались не тем, кто украл архив, а тем, с кем встречался Седов, кто принадлежал к кругу его друзей, чем они занимались, когда встречались и т. д. То же произошло и при похищении средь бела дня на улицах Парижа тов. Клемента, секретаря IV Интернационала. И тут не было никаких сомнений, что это дело рук ГПУ. Но следственные власти совершенно не интересовались похитителями Клемента, даже тогда, когда нашли его разрезанный на части труп. Им важно было только установить, с кем встречался Клемент, кто ему помогал в его работе и пр. -- и все это отнюдь не в интересах расследования совершенного преступления.
Льва всем этим удивить нельзя было. Он превосходно знал, что имеет против себя и полицию буржуазного государства, в котором он жил, и могущественный гепеуровский аппарат. Он знал, что находится в постоянной опасности, но не считался с этим в своей работе. Как часто его ближайшие друзья упрекали его в том, что он подвергает себя слишком большому риску. Помнится, как один из друзей, попеняв Льву за это, ему сказал: "Пойми, ведь там целый штат людей на жаловании сидит и с утра до ночи только и думает над тем, как бы убить тебя и Льва Давидовича". "Лев Давидович -- это другое дело", -- говорил всегда Лев, и главной его заботой была охрана Л. Д. Будучи сам "спецом" по части гепеуров (в ГПУ, где его называли "сынком", о нем отзывались с большим "уважением", как о специалисте по раскрытию всех их махинаций), он всегда беспокоился о том, что другие -- особенно иностранные товарищи, у которых ведь не могло быть такого опыта -- могут не заметить какой-нибудь детали, которая может оказаться роковой. "Только три человека, -- говорил Лев, -- действительно понимают это дело", и одним из этих трех был он сам. Увы, никого из этих трех не было при Л. Д. в последнее время!
Охрану Л. Д. на Принкипо Лев организовал лично. Он руководил также организацией его охраны во Франции, хотя и не жил постоянно с Л. Д. ни в Ройане, ни в Барбизоне, ни в Гренобле. Сколько волнений было со всем этим связано. Провал в Барбизоне. Дом охранялся днем и ночью журналистами, дежурившими в саду и следившими за каждым движением в доме. Как вывезти Л. Д. незаметно для журналистов? Как увезти его в другое место, чтоб дело не получило огласки? В таких делах Лев был незаменим. Средь бела дня он вывез Л. Д. и Наталию Ивановну на автомобиле и никто из журналистов ничего не заметил. Они еще много дней продолжали дежурить перед домом, в котором для отвода глаз остались жить товарищи. Потом от'езд Л. Д. из Франции в Норвегию. Интернирование Л. Д. в Норвегии по требованию Сталина в связи с процессом Зиновьева-Каменева. Отправка его в Мексику. На сей раз даже Лев не знал, как идет подготовка к отправке. Как волновался он, что на пароходе, среди охраны, назначенной норвежским правительством, может оказаться какой-нибудь сталинец.
Все практические дела всегда лежали на Леве. А дел таких было бесконечное множество -- особенно в последние годы его жизни, когда приходилось собирать материал для опровержения пункт за пунктом всех обвинений, возведенных на него и Л. Д. в московских процессах. Надо было найти всех людей, в то или иное время побывавших у Л. Д., снестись с ними, получить от них официально заверенное свидетельское показание, подтверждающее тот или иной факт и т. д. Непосвященному трудно судить о том, как все это было сложно, особенно, если принять во внимание, что находились люди, которые из боязни навлечь на себя немилость Сталина, отказывались подтвердить даже самый факт своего посещения Л. Д.
Все эти дела, кажущиеся мелкими и незначительными, но по существу дела важные и нужные, отнимали столько времени, что работать над тем, что его действительно интересовало -- готовить к выпуску Бюллетень, писать статьи и т. д. -- Льву приходилось поздно вечером, а то и ночью, после тяжелого рабочего дня. К работе над статьями Лев относился очень серьезно и добросовестно, тщательно подбирая и проверяя материал и подвергая его всестороннему анализу. Знание советской действительности и тонкий анализ были самой сильной сторонной его. В "Красной Книге" он дал блестящий анализ процесса против Зиновьева-Каменева; в работе о стахановском движении, написанной им в декабре 1935 г., когда это движение только появилось на сцене, он дал превосходный анализ и предсказал неизбежный провал его; в последней, написанной им за несколько дней до его трагической гибели, статье "Конец Ворошилова", он в феврале 1938 г. предвидел устранение Ворошилова.
Всегда замученный, заваленный делами, постоянно преследуемый, без средств к существованию, Седов не мог дать рабочему движению всего того, на что он был способен. Но имя его войдет в историю революционной левой, как имя честнейшего и преданнейшего борца за дело большевизма.