В войне 1914-1918 гг. Второй Интернационал сразу оказался разбит на два лагеря, отделенные друг от друга траншеями. Каждая социал-демократическая партия защищала свое отечество. Только через несколько лет после войны, враждующие братья-предатели примирились, об'явив друг другу амнистию.
Сейчас положение во Втором Интернационале, внешним образом, резко изменилось. Все его секции, без исключения, стоят политически по одну сторону фронта, в лагере союзников: одни -- потому, что являются партиями демократических стран; другие -- потому, что являются эмигрантами в воюющих или нейтральных странах. Германская социал-демократия, которая вела презренную шовинистическую политику во время первой империалистской войны, под знаменем Гогенцоллерна, выступает сегодня, как "пораженческая" партия, на службе у Франции и Англии. Было бы непростительно думать, что эти испытанные лакеи стали революционерами. Об'яснение проще: Германия Вильгельма II открывала реформистам достаточно широкие возможности личного благополучия на парламентских, муниципальных, профсоюзных и иных постах. Защита императорской Германии была защитой обильного корыта, из которого питалась консервативная рабочая бюрократия. "Социал-демократия остается патриотической лишь до тех пор, пока политический режим обеспечивает ее барыши и привиллегии", -- предупреждали наши тезисы шесть лет тому назад. Русские меньшевики и народники, которые были патриотами даже при царе, когда они имели свои думские фракции, свои газеты, своих профсоюзных чиновников, и надеялись на дальнейшее преуспеяние на этом пути, -- сейчас, когда они лишены всего этого, занимают по отношению к СССР пораженческую позицию.
Нынешнее "единодушие" Второго Интернационала об'ясняется, следовательно, тем, что все его секции следуют в обозе "демократических" армий, в надежде на то, что союзники спасут посты и доходы рабочей бюрократии демократических стран и восстановят эти посты и доходы в тоталитарных странах. Дальше бессильных упований на покровительство "демократической" буржуазии социал-демократия не идет. К борьбе эти политические инвалиды совершенно неспособны, даже когда дело идет об их собственных интересах.
Лучше всего это обнаружилось в Скандинавии, в наиболее, казалось, надежном убежище Второго Интернационала, где все три страны в течении ряда лет управлялись трезвой, реалистической, реформистской и пацифистской социал-демократией. Социализмом эти господа называли консервативную королевскую демократию плюс государственная церковь плюс скаредные социальные реформы, возможность которых обеспечивалась до поры до времени ограниченными военными расходами. Имея за своей спиной Лигу наций, прикрытые щитом "нейтралитета", скандинавские правительства рассчитывали на века спокойного и мирного развития. Но империалистские хозяева не принимали во внимание их рассчетов. Пришлось изворачиваться под ударами судьбы. После нападения СССР на Финляндию, все три скандинавских правительства об'явили себя нейтральными по отношению к Финляндии. После вторжения Германии в Данию и Норвегию, Швеция об'явила себя нейтральной по отношению к обоим жертвам нападения. Дания умудрилась об'явить себя нейтральной по отношению к самой себе. Только Норвегия, под дулом своей покровительницы, Англии, сделала несколько символических жестов самообороны. Эти герои готовы жить за счет демократического отечества, но не склонны умирать за него. Война, которой они не предвидели, опрокинула мимоходом их надежды на мирную королевскую эволюцию. Скандинавский рай, последнее прибежище надежд Второго Интернационала, превратился в частицу общего империалистского ада.
Оппортунисты социал-демократии знают одну политику -- пассивного приспособления. В условиях падающего капитализма им не остается ничего, как сдавать позицию за позицией, урезывать свою и без того жалкую программу, снижать требования, отказываться от требований вообще, отступать все дальше и глубже, пока для отступления не остается ничего, кроме крысьей норы; но и оттуда беспощадная рука империализма вытаскивает их за хвост. Такова краткая история Второго Интернационала. Нынешняя война убивает его во второй раз, -- на этот раз, надо думать, окончательно.