Речь Дж. П. Каннона на траурном митинге в память Л. Д. Троцкого, Нью Иорк, 28-го августа 1940 г.
Вся сознательная жизнь тов. Троцкого со дня его вступления в рабочее движение в провинциальном русском городе Николаеве, 18-ти лет от роду, до дня его кончины в Мексико Сити, 42 года спустя, была полностью посвящена работе и борьбе за одну центральную идею. Он стоял за освобождение рабочего класса и угнетенных народов всего мира и за превращение капиталистического общества в социалистическое путем социальной революции. В его концепции успешная освободительная социальная революция требует руководства революционной политической партии рабочего авангарда.
В продолжение всей своей сознательной жизни тов. Троцкий ни разу не отступил от этой идеи. Он ни разу не усомнился в ней и неустанно боролся за ее осуществление. На смертном одре, в его последнем обращении к нам, своим ученикам, -- в его завещании, -- он подтверждает свою веру в эту идею всей его жизни: "Передайте нашим друзьям, что я уверен в победе 4-го Интернационала. Идите вперед!"
Его дела и его заветы известны всему миру. По телеграфным проводам мировая печать передала его последний завет миллионам людей. Во всех странах мира, умы и сердца всех тех, кто скорбит сегодня вместе с нами, терзает одна мысль: переживет ли его кончину то движение, которое он создал и вдохновлял? Удержат ли его ученики свои сомкнутые ряды? Способны ли они будут выполнить его заветы и осуществить освобождение угнетенных путем победы 4-го Интернационала?
Не колеблясь ни минуты, мы даем утвердительный ответ. Враги, которые предсказывают крушение троцкистского движения без Троцкого, и те малодушные друзья, которые опасаются этого, только показывают, что они не понимают Троцкого, -- чем он был, что он значил и что он оставил после себя. Никогда еще неутешной семье не было оставлено такое богатое наследство, как то, которое тов. Троцкий, как заботливый отец, оставил семье 4-го Интернационала, как представителям всего передового человечества. Он оставил нам великое идейное наследство. Эти идеи проложат путь к светлому свободному будущему всего человечества. Могучие идеи Троцкого -- наша программа и наше знамя. Они верное руководство к действию в сложнейших вопросах нашей эпохи и прочный залог того, что мы правы и что наша победа неизбежна.
Троцкий считал идеи величайшей на свете силой. Творцы идей могут быть уничтожены, но сами идеи, раз пущенные в обращенье, живут своей собственной жизнью. И если эти идеи верны, они проложат себе путь через все препятствия. Это было центральной, доминирующей концепцией тов. Троцкого. Не раз он пояснял нам: "Не партия создает программу (идею), а программа создает партию". В личном письме мне он писал: "Мы оперируем самыми правильными и могучими идеями при недостатке сил и материальных средств. Но в конце-концов правильные идеи всегда побеждают и находят для себя необходимые материальные средства и силы".
Троцкий, ученик Маркса, как и Маркс считал, что когда идея проникает в массы, она сама становится материальной силой. Убежденный в этом, он никогда не сомневался, что его работа переживет его. Убежденный в этом, он мог и на смертном своем одре провозгласить свою веру в грядущую победу 4-го Интернационала, который является воплощением его идей. Кто сомневается в этом, не знает Троцкого.
Сам Троцкий считал, что его главное значение, -- не в его физической жизни, не в его эпических подвигах, размахом и величием которых он превосходит все героические фигуры истории, но в том, что он оставит после себя, когда убийцы выполнят свое дело. Он знал, что он обречен и лихорадочно работал, чтоб оставить нам а через нас -- человечеству все, что только возможно. В последние одиннадцать лет своего изгнания он приковал себя к письменному столу и работал, с такой энергией, с такой настойчивостью, с такой выдержкой, как никто из нас не умеет работать, как только гении умеют работать. Он работал, чтоб излить на бумаге все богатое содержание своего могучего ума и сохранить это в перманентной, письменной форме для нас и для тех, кто придет после нас.
Весь Троцкий, как и весь Маркс, сохранен в его книгах, его рукописях и его письмах. Его многотомная переписка, где подчас встречаются его самые блестящие мысли и его самые интимные личные чувства и переживания, должна быть собрана и опубликована. Когда это будет выполнено, когда его письма выйдут в свет, наряду с его книгами, с его брошюрами и статьями, мы и все те, кто идет с нами в борьбе за освобождение человечества, все еще будем иметь нашего Старика в помощь нам.
Он знал, что супер-Борджиа в Кремле, что Каин-Сталин, истребивший все поколение Октябрьской революции, наметил его жертвой, и что раньше или позже его кровавый замысел удастся. Вот почему он работал с таким напряжением, вот почему он спешил излить все, что было у него в мозгу, запечатлеть это на бумаге, где уж никто не мог этого уничтожить.
Только вчера вечером я говорил с одним из преданных секретарей Старика, с молодым товарищем, который служил ему многие годы и знал близко его личную жизнь в последние годы изгнания. Я убеждал его начать писать свои воспоминания. Я говорил: "Мы все должны записать все, что нам известно о Троцком, каждый обязан записать свои воспоминания и впечатления. Мы не должны забывать, что мы вращались в орбите величайшей фигуры нашего времени. Миллионы людей будущих поколений будут жадно разыскивать все данные о нем, каждое слово, каждое впечатление, бросающее свет на него, на его идеи, его цели и его личную жизнь.
Товарищ возразил: "Я могу рассказать только о его личных качествах, как я их наблюдал, о методе его работы, о его человеколюбии, его великодушии. Но я ничего не могу написать о его идеях. Они уже записаны. Все, что он мог сказать, все, что было в его уме и памяти, все это уже на бумаге. Он, видимо, поставил себе целью исчерпать самые глубины своего ума, извлечь все, что можно, и дать это миру в своих произведениях. Часто, в случайном разговоре за обеденным столом всплывал какой-нибудь вопрос, завязывалась дискуссия, и Старик высказывал какие-нибудь новые и свежие взгляды. Почти неизменно, замечания, сделанные мимоходом в обеденной беседе, позднее появлялись либо в книге, либо статье или письме".
Троцкого убили не одним ударом, не в тот момент, когда убийца, агент Сталина, вонзил острие топора в его затылок. Этот удар был только последним ударом. Его убивали постепенно, его убивали много раз. Семь раз его убивали, когда убили семь секретарей его. Четыре раза его убивали, когда убили его четырех дочерей и сыновей.. Его убивали, когда истребляли его старых сподвижников по Русской революции.
И все же, несмотря на все это он остался на высоте своей задачи. Постаревший, под моральными, душевными и физическими ударами, больной он продолжал, пока было время, заканчивать свое завещание человечеству. Он все собрал воедино, -- каждую мысль, каждую идею, каждый урок из его прошлого опыта, -- чтоб дать нам сокровищницу, которой не коснутся ни моль, ни ржавчина. Троцкий резко отличался от других деятелей и от случайных вождей, в свое время увлекавших массы. Сила этих людей, почти неизменно, связана была с их личностью, с чем-то, другим непередаваемым. Их влияние не пережило их смерти. Вспомним на минуту выдающихся людей нашего поколения, или поколения только что отошедшего: Клемансо, Гинденбург, Вильсон, Теодор Рузвельт, Брайан. Большие массы следовали за ними и опирались на них. Но теперь этих людей уже нет в живых и их влияние умерло с ними. Ничего не осталось кроме памятников и надгробных речей. В них не было ничего замечательного, кроме их личности. Они были оппортунистами, вождями на час. Они не оставили идей, которые могли бы вести и воодушевлять после того, как их тела превратились в прах, а их образы -- в воспоминания.
Не таков был Троцкий. И он, к слову сказать был человеком дела. Его деяния воплощены в величайшей революции в истории человечества. Но в отличие от оппортунистов и вождей на час, его деяния вдохновлялись великими идеями, и эти идеи еще живут. Он не только делал революцию, он писал ее историю и раз'яснял те основные законы, которые управляют всеми революциями. В "Истории Русской Революции", которую он считал своим лучшим произведением, он дал нам руководство, как делать новые революции или, вернее, как распространить по всему миру революцию, которая была начата в Октябре 1917 года.
Троцкий, великий человек мысли, сам был учеником еще большего человека -- Маркса. Троцкий не создал и не претендовал на создание тех основных идей, которые он излагал. Он строил на фундаменте, заложенном великими каменщиками 19-го столетия: Марксом и Энгельсом. К тому же, он прошел великую школу Ленина и учился у него. Троцкий полностью усвоил идеи, завещанные Марксом, Энгельсом и Лениным. Он овладел их методом. Гениальность Троцкого состояла в развитии этих идей в новых условиях и в их блестящем применении к современной борьбе пролетариата. Чтобы понять Троцкого, надо помнить, что он был учеником Маркса, ортодоксальным марксистом. Он боролся под знаменем Маркса 42 года! В последний год своей жизни он все отодвинул в сторону во имя политической и теоретической защиты марксизма в рядах 4-го Интернационала. Последняя статья его, оставленная в неотделанной форме на его письменном столе, последняя статья, над которой он работал, была защитой марксизма против современных ревизионистов и скептиков. Сила Троцкого прежде всего и больше всего была силой марксизма.
Дать вам конкретный пример силы идей Маркса? Подумайте только: когда Маркс умер в 1883 г. Троцкому было только четыре года. Ленину было только 14. Ни тот, ни другой не могли ни знать Маркса, ни даже слышать о нем. И все же оба они стали великими историческими фигурами благодаря Марксу, благодаря тому что идеи Маркса были распространены еще до их появления на свет. Эти идеи жили своей собственной жизнью. Они сформировали жизнь Ленина и Троцкого. Идеи Маркса были с ними и руководили каждым шагом, который они предпринимали в величайшей в истории революции.
Так и идеи Троцкого, которые являются развитием идей Маркса, будут влиять на нас, его учеников, переживших своего учителя. Они будут формировать еще гораздо более выдающихся учеников будущего, которые еще не знают имени Троцкого. Многие из тех, которым предстоит быть наиболее выдающимися троцкистами, сейчас сидят еще на школьных скамьях. Они будут питаться идеями Троцкого как Троцкий и Ленин питались идеями Маркса и Энгельса.
Ведь и наше движение в Соединенных Штатах сформировалось и воспиталось на его идеях, без его физического присутствия, в первый период даже без связей с ним. Троцкий был в ссылке, в изоляции в Альма-Ата, когда мы в 1928 г. начали борьбу за троцкизм в этой стране. В течение долгого времени мы не имели контакта с ним, не знали даже жив ли он, или нет. Мы не имели даже собрания его сочинений. Все, что мы имели это был единственный документ: Критика Проекта Программы Коминтерна. Этого было довольно. В свете единственной рукописи указавшей нам путь, мы с полнейшей уверенностью открыли борьбу, прошли через раскол с колеблющимися элементами, создали остов организации в национальном масштабе и основали еженедельную прессу. Наше движение было крепко построено с самого начала и осталось крепким, потому что оно было построено на идеях Троцкого. Только год спустя нам удалось установить непосредственные сношения со Стариком.
Так было со всеми секциями 4-го Интернационала во всем мире. Только совсем немногие из товарищей знали Троцкого лично. И все же его знали везде: и в Китае, и за широкими морями в Чили, в Аргентине, Бразилии, Австралии, почти во всех странах Европы, в Соединенных Штатах, Канаде, Индо-Китае, Южной Америке. Они его никогда не видели, но идеи Троцкого спаяли их в однородное и крепкое мировое движение. Так это и будет продолжаться после его физической смерти. Сомнению здесь нет места.
Троцкий уже занял прочное место в истории. Он всегда будет стоять на исторической высоте рядом с тремя другими гигантами пролетариата: Марксом, Энгельсом и Лениным. Возможно, более того, вполне вероятно, что в исторической памяти человечества его имя более других будет вызывать самую теплую любовь, самую сердечную благодарность, ибо он так долго боролся и против такого числа врагов, боролся так честно, так героически и с такой беззаветной преданностью! Будущие поколения свободного человечества будут с ненасытной любознательностью оглядываться на эту безумную эпоху реакции, кровавого насилия и социальных потрясений, на эту эпоху смертельной агонии одной общественной эпохи и родовых мук другой. Рассматривая через историческую призму, как угнетенные народные массы, темные, ослепленные, повсюду искали путей ощупью, они будут вспоминать имя того гения, который давал им свет, то великое сердце, которое давало им мужество.
Из всех выдающихся людей нашего времени, из всех общественных деятелей, к которым массы обращались за руководством в эти смутные ужасные времена, один Троцкий раз'яснил нам все, один он проливал свет на тьму. Его ум один раскрывал тайны и распутывал сложные узлы нашей эпохи. Великий мозг Троцкого -- вот чего так страшились его враги. С ним они не могли совладеть. Ему они не находили ответов. В ужасающие-чудовищном способе, которым они убили его, таится глубокий символ. Они ударили по его мозгу! Но богатейшие продукты этого мозга живут. Они уже вырвались, их никогда не поймать, никогда не уничтожить.
Мы не преуменьшаем силы удара, который был нанесен нам, нашему движению во всем мире. Это страшнейшее бедствие. Мы потеряли нечто, такой неизмеримой ценности, чего никогда снова не обрести. Мы потеряли воодушевление его физического присутствия, его мудрый совет. Все это утеряно навсегда. Русский народ потерпел самый тяжелый удар. Но тот самый факт, что после одиннадцати лет сталинская камарилья вынуждена была убить Троцкого, что она вынуждена была протянуть руку из Москвы, сосредоточить все свои усиля, чтоб покончить с Троцким, -- это самое лучшее доказательство того, что Троцкий живет в сердце русского народа. Он не верил потокам лжи. Он надеялся на его возвращение и ждал его. Его слова еще звучат в СССР.
За несколько дней до смерти тов. Троцкого, администрация "Бюллетеня Оппозиции" получила письмо от Риги. Оно было отправлено до включения Латвии в состав СССР и сообщало простыми словами, что "Открытое Письмо" Л. Д. Троцкого рабочим СССР было получено ими, наполнило их сердца мужеством, осветило им путь. В письме сообщалось, что послание Троцкого они заучили наизусть, слово за словом, и будут передавать его из уст в уста, что бы ни случилось. Во истину, мы уверены в том, что слова Троцкого будут жить в Советском Союзе дольше, чем кровавый режим Сталина. В грядущий великий день освобождения, послание Троцкого станет знаменем русского народа.
Весь мир знает кто убил Троцкого. Мир знает, что на своем смертном одре Троцкий заклеймил Сталина и его ГПУ в убийстве. Заявление убийцы, заранее заготовленное, окончательное доказательство, если в нем еще есть нужда, что убийство -- дело ГПУ. Простое повторение клеветы Московских процессов; глупая попытка полицейского ума восстановить подлоги, дискредитированные в глазах всего света. Повод к убийству выростал из мировой реакции, страха перед революцией, и чувства ненависти и мстительности предателей. Английский историк Маконей как-то заметил, что вероотступники всех времен обнаруживали невероятное озлобление по отношению к тем, которых они предавали. Сталин и его шайка изменников пылали безумной ненавистью к человеку, который напоминал им их вчерашний день. Троцкий -- символ великой русской революции, -- постоянно напоминал им о деле, которое они покинули и предали, и они ненавидели его за это. Они ненавидели его за все великие и благородные человеческие качества, которые он олицетворял, и которым они были совершенно чужды. Уничтожить его, во что бы то ни стало, сделалось их целью.
Их тупые полицейские мозги не могут понять, что все, что было лучшего в Троцком, он оставил после себя. Даже в смерти своей он расстроил их планы. Ибо, то что они стремились уничтожить более всего, -- память о революции и надежду на революцию -- это Троцкий оставил после себя.
Теперь я перехожу к самой горестной стороне события, к мысли, которая, я уверен, терзает нас всех. В тот момент, когда мы узнали об удавшемся нападении, я уверен, каждый из нас спрашивал себя: Разве мы не могли уберечь его еще на некоторое время? Еслиб мы были бдительней, еслиб мы приложили больше стараний, не смогли ли бы мы спасти его? Дорогие товарищи! Не будем упрекать себя! Тов. Троцкий был обречен и осужден на смерть много лет тому назад. Предатели революции знали, что в нем жила революция, ее традиции, надежды. Все рессурсы могущественного государства, приведенные в движение ненавистью и мстительностью Сталина, были направлены на уничтожение одного человека, без средств, окруженного только небольшой группой приверженцев. Все сподвижники его были истреблены: семь его верных секретарей, четверо детей его. Да, вопреки тому, что они наметили его жертвой тотчас после высылки его из России, в течение одинадцати лет мы охраняли его, это были самые плодотворные годы всей его жизни. Это были годы, когда в полной зрелости сил, он посвятил себя делу суммирования и воплощения в перманентную литературную форму результатов его опыта и его мысли.
Если вы упрекаете себя или нас в том, что эта машина смерти в конце концов настигла Троцкого и свалила его, то вы должны помнить, как трудно уберечь, кого бы то ни было от убийц. Убийца, преследующий свою жертву день и ночь, нередко пробивается через все заграждения. Даже русские цари и другие сильные мира сего, опирающиеся на полицейский аппарат могущественных государств, не всегда избегали смерти от руки ничтожной группы решительных террористов, располагавших лишь самыми скромными средствами. Так бывало не раз в до-революционной России. А тут, по отношению к Троцкому, все это имелось на лицо, только в обратном порядке. Все рессурсы были в руках убийц. Могущественный государственный аппарат, превращенный в машину смерти, направленный против одного человека и группы его верных приверженцев. И если, в конце концов, убийцам удалось прорваться, то мы обязаны спросить себя, было ли нами сделано все возможное, чтобы предотвратить или отодвинуть это. Да, мы сделали все, что могли. По совести, мы можем сказать, что мы сделали все, что могли.
После покушения 24-го мая мы опять поставили в порядок дня в руководящих органах партии вопрос о защите тов. Троцкого. Все товарищи, как один, считали это нашей важнейшей задачей, вопросом величайшего значения для народных масс всего мира и для будущих поколений. Все были единодушны, что в первую голову мы должны предпринять все, что в наших силах, для защиты жизни нашего гения, нашего товарища, который помогал нам и вел нас так верно. Делегация партийных вождей посетила Мексико. Это оказалось нашей последней поездкой. Там, по этому случаю, после совещания с Львом Давидовичем было решено предпринять новую кампанию по усилению охраны. Мы собрали в этой стране несколько тысяч долларов для обороны дома; все члены партии и сочувствующие щедро и самоотверженно отозвались на призыв.
В тот час, когда смертельный удар был нанесен, я возвращался поездом из специальной поездки в Миннеаполис. Я отправился туда с целью подбора новых, особо квалифицированных товарищей для охраны в Койоакане. Я сидел в вагоне с чувством удовлетворения, что цель поездки выполнена, что подкрепление охраны обеспечено.
Позднее, когда поезд проезжал через Пенсильванию, в четыре часа утра прибыли свежие газеты с известием, что убийца прорвался через все преграды и вонзил острие топора в мозг тов. Троцкого. Это было началом ужасного дня, самого черного дня нашей жизни, когда мы ждали известий час за часом, в то время как Лев Давидович в своем последнем поединке тщетно боролся со смертью. Но даже тогда, когда по иногородному телефону пришло известие: "умер Лев Давидович", -- даже в тот час ужасного горя, мы не позволили себе предаться скорби. Мы тотчас же всецело погрузились в работу, дабы защитить его память и выполнить его завещание. И мы работали с таким напряжением, как никогда, ибо впервые мы ясно осознали, что теперь нам предстоит делать все самим. Мы не можем больше опираться на Льва Давидовича. Все, что должно быть сделано, мы должны сделать. В таком духе нам и надлежит теперь работать.
Капиталистические хозяева мира инстинктивно понимали значение имени Троцкого. Друг угнетенных, организатор революций, он был олицетворением всего того, что они ненавидели, чего они страшились! Даже в смертный час они поносили его. Их газеты изливают потоки грязи на его имя. Он был мировым изгнанником в эпоху реакции. Уже тот факт, что путь Троцкому был прегражден во все капиталистические страны, является лучшим опровержением всей сталинской клеветы, всех отвратительных обвинений, будто он изменил революции, будто он отвернулся от рабочих. Капиталистический мир им в этом убедить не удалось. Ни на одну минуту!
Буржуазия боится и ненавидит даже его безжизненное тело. Ворота нашей великой демократии открыты многочисленным политическим изгнанникам. Реакционеров всех видов, демократическую сволочь, покинувшую и предавшую свой народ, монархистов и даже фашистов с почестями встречают в Нью-Иоркской гавани. Но даже безжизненное тело друга угнетенных не могло найти убежища здесь! Мы не забудем этого! Эту обиду мы затаим в наших сердцах и в свое время отомстим за нее.
Великая и могучая демократия Рузвельта и Холла не позволила нам привести его останки для погребения. И все же он здесь с нами. Каждый из нас знает, что он здесь с нами, в этот вечер, -- не только его великие идеи, но и сам он в этот вечер с нами, -- в наших воспоминаниях, как человек. Мы имеем право гордиться тем, что лучший человек нашего времени принадлежал нам, что нам принадлежали самый великий ум, самое отважное и самое преданное сердце. Классовое обществе, в котором мы живем возвышает подлецов, обманщиков, карьеристов, клеветников и поработителей народа. Трудно назвать какого-нибудь интеллигента, представителя упадочного класса общества, какое бы положение он ни занимал, который не был бы ничтожным лицемером и презренным трусом, прежде всего занятым своими мелочными делами и дрожащим за свою ничего не стоящую шкуру. Что за низменное племя! Ни честности, на дарованья! Нет у них ни единственного человека, способного зажечь пламя в сердцах моледежи. Наш Лев Давидович был сделан из другого теста. Он высоко парил над этими карликами своим душевным величием.
Ему не разрешили быть гражданином ни одной страны. Но, поистине, он был много выше этого. Он был уже, и по своему уму, и по образу жизни, человеком коммунистического будущего. И память о нем, как о человеке, как о товарище, драгоценнее всего на свете. Трудно представить себе, что человек такого рода жил среди нас. Мы все копошимся в стальных сетях классового общества с его неравенством, его противоречиями, его условностями, дутыми ценностями и ложью. Классовое общество отравляет и развращает нас. Мы все принижены, придавлены и ослеплены им. Нам трудно представить себе, какими будут человеческие отношения, нам трудно вообразить, какой будет человеческая личность в свободном обществе.
Тов. Троцкий дал нам предвосхищенный образ. В нем, в его фигуре, в его человеческой личности, мы уловили образ будущего человека коммунистического общества. Эта память о Льве Давидовиче, как о человеке, как о товарище, величайший залог того, что дух человека, стремящийся к солидарности человечества, непобедим. Многое отойдет из нашей ужасной эпохи. Капитализм и его "герои" исчезнут. Сталин и Гитлер, и Рузвельт, и Черчил, и вся их ложь и несправедливость, и лицемерие, -- все это будет истреблено огнем и мечом. Но дух коммунистического человека, который тов. Троцкий олицетворял, -- он не умрет!
Судьба сделала нас, простых смертных, ближайшими учениками тов. Троцкого. Мы становимся теперь его наследниками, на нас возложена миссия выполнить его заветы. Он нам доверял. В своих последних словах он заверял нас, что мы правы и что мы победим. Мы должны только иметь веру в себя и в идеи и традиции, которые он оставил нам в наследство.
Ему мы обязаны всем. Мы обязаны ему нашим политическим бытием, нашими познаниями, нашей верой в будущее. И мы не одни. Есть множество других, подобных нам, во всех частях света. Никогда не забывайте, что мы не одни. Троцкий воспитал кадры учеников в более, чем 30-ти странах света. Они убеждены до мозга костей в своем праве на победу. Они не поколеблятся. И мы не поколеблемся. "Я уверен в победе Четвертого Интернационала", -- сказал тов. Троцкий в последние минуты своей жизни. Так же уверены в ней и мы.
Троцкий не разу не усомнивался и мы никогда не усомнимся, что вооруженные его орудием, его идеями, мы выведем порабощенные массы всего мира из этого кровавого болота войны к новому социалистическому обществу. Это наш обет сегодня, над могилой тов. Троцкого.
И здесь, над этой могилой, мы также даем обет, что никогда не забудем его прощального завета -- охранять и оберегать его спутницу и соратницу, преданную подругу всех его странствований и его борьбы. "Берегите ее" -- сказал он -- "мы были вместе долгие годы". Да, мы будем оберегать ее. Прежде всего, мы будем оберегать Наталью Ивановну.
Еще несколько последних прощальных слов нашему великому товарищу и учителю, который теперь стал нашим самым славным мучеником. Мы не скрываем горя, которое сжимает наши сердца. Но наше горе -- не горе, которое доводит до отчаяния, не горе, которое подтачивает волю. Оно закалено возмущением и ненавистью, и решимостью. Мы превратим его в воинственную энергию для продолжения борьбы Льва Давидовича. Простимся с ним, как пристойно ученикам его, как пристойно добрым солдатам армии Троцкого. Не придавленные слабостью и отчаянием, но подняв голову, с сухими глазами и сомкнутыми кулаками. С песней борьбы и победы на устах. С песней веры в Четвертый Интернационал Троцкого: "с Интернационалом воспрянет род людской".
[Приведена фотография. Подпись: Троцкий, Ленин и Каменев во время гражданской войны].
ОТ РЕДАКЦИИ
К глубочайшему сожалению Редакция "Бюллетеня" не имеет возможности поместить в этом номере ни описания многотысячной похоронной процессии в Мексико Сити, ни привести текста всех многочисленных телеграмм с выражением сочувствия и пролетарской солидарности от секций Четвертого Интернационала и от разных рабочих организаций всего мира.
Мы нижеприводим названия рабочих организаций выразивших сочувствие и солидарность:
Интернациональный рабочий фронт и Интернациональный марксистский центр: Пум (Испания); Независимая рабочая партия (Великобритания); Революционно-социалистическая рабочая партия (Голландия); Независимая социалистическая партия (Италия); Коммунистическая партия оппозиции, Марксисты-Интернационалисты, Иксра (Германия); Независимая социалистическая группа (Швеция); Национальный комитет независимой рабочей партии Великобритании. Независимая рабочая лига САСШ. Рабочая партия Капштадта (Южная Африка).
Секции IV-го Интернационала: С. А. Соединенных Штатов, Канады, Великобритании, Германии, Шотландии, Ирландии, Южной Африки, Китая, Чили.
Поступили также многочисленные телеграммы от профессиональных союзов и от друзей и сочувствующих из разных частей света: от делегаций испанских эмигрантов в Коацакоалкос (Мексика), от группы друзей из Иоганисбурга (Южная Африка), из Лондона (Англия), из Сидней (Австралия), из Берна (Швейцария), и из разных городов Соединенных Штатов.