Вскоре после прихода Гитлера к власти немецкий "левый коммунист" Гуго Урбанс пришел к выводу, что на смену капитализму идет новая историческая эра "государственного капитализма". Первыми образцами этого режима является Италия, СССР, Германия. Политических выводов из своей теории Урбанс, однако, не сделал. Недавно итальянский "левый коммунист", Бруно Р., принадлежавший ранее к Четвертому Интернационалу, пришел к выводу, что на смену капитализму идет "бюрократический коллективизм"*1. Новая бюрократия есть класс, ее отношение к трудящимся есть коллективная эксплоатация, пролетарии превратились в рабов тоталитарного эксплоататора.
Бруно Р. берет за общие скобки плановое хозяйство СССР, фашизм, национал-социализм и "новый курс" Рузвельта. У всех этих режимов есть, несомненно, общие черты, которые, в последнем счете определяются коллективистскими тенденциями современного хозяйства. Ленин еще до Октябрьской революции формулировал главные особенности империалистского капитализма: гигантская концентрация производительных сил, срастание монополитского капитала с государством, органическая тенденция к диктатуре, как результат этого страстания. Черты централизации и коллективизации определяют и политику революции и политику контр-революции; но это вовсе не значит, что между революцией, термидором, фашизмом и американским "реформизмом" можно поставить знак равенства. Бруно уловил тот факт, что тенденции коллективизации принимают, вследствие политической прострации рабочего класса, форму "бюрократического коллективизма". Явление само по себе бесспорно. Но где его пределы, и каков его исторический вес? То, что для нас является деформацией переходного периода, результатом неравномерности развития разных факторов общественного процесса, Бруно Р. принимает за самостоятельную общественную формацию, в которой бюрократия является господствующим классом. Бруно Р. имеет во всяком случае то преимущество, что пытается перевести вопрос из заколдованного круга терминологических умствований в плоскость больших исторических обобщений. Тем легче вскрыть его ошибку.
Как многие ультра-левые, Бруно Р. отождествляет по существу сталинизм и фашизм. С одной стороны, советская бюрократия усвоила себе политические методы фашизма; с другой стороны, фашистская бюрократия, которая пока ограничивается "частичными" мерами государственного вмешательства, идет и скоро придет к полному огосударствлению хозяйства. Первое утверждение совершенно правильно. Ошибочным является утверждение Бруно, что фашистский "анти-капитализм" способен дойти до экспроприации буржуазии. "Частичные" меры государственного вмешательства и национализации отличаются, на самом деле, от планового государственного хозяйства, как реформы отличаются от революции. Муссолини и Гитлер лишь "координируют" интересы собственников и "регулируют" капиталистическое хозяйство, притом преимущественно в военных целях. Иное дело -- кремлевская олигархия: она имеет возможность руководить хозяйством, как единым целым, только благодаря тому, что рабочий класс России совершил величайший в истории переворот имущественных отношений. Этого различия нельзя упускать из виду.
Но если даже допустить, что сталинизм и фашизм с разных концов придут когда-нибудь к одному и тому же типу эксплоататорского общества ("бюрократический коллективизм", по терминологии Бруно Р.), это вовсе еще не выведет человечество из тупика. Кризис капиталистической системы вызывается не только реакционной ролью частной собственности, но и не менее реакционной ролью национального государства. Еслиб отдельным фашистским правительствам и удалось создать у себя систему планового хозяйства, то помимо неизбежных, в конце концов, революционных движений пролетариата, не предусмотренных никаким планом, сохранилась бы и даже чрезвычайно возросла бы борьба между тоталитарными государствами за мировое господство. Войны пожиради бы плоды планового хозяйства и разрушали бы основы цивилизации. Бертран Россель полагает, правда, что какое-либо победоносное государство может, в результате войны, об'единить в тоталитарных тисках весь мир. Но еслиб даже такая гипотеза осуществилась, что более, чем сомнительно, военное "об'единение" имело бы не большую устойчивость, чем версальский мир. Национальные восстания и усмирения закончились бы новой мировой войной, которая могла бы стать могилой цивилизации. Не наши суб'ективные пожелания, а об'ективная действительность говорит, что единственным выходом для человечества является международная социалистическая революция. Ее альтернативой является рецедив варварства.
*1 Bruno R. La bureaucratisation du monde Paris; 1939, 350 p.