Господа представители печати, гости и друзья!
Решение Международной Комиссии по поводу московских процессов вам известно. Вы позволите мне, поэтому, ограничиться лишь немногими комментариями.
Прежде всего я оглашу окончательные заключения Комиссии. Они очень кратки, всего две строки.
"22. Мы находим, поэтому, что московские процессы являются подлогами".
"23. Мы находим, поэтому, что Троцкий и Седов невиновны".
Всего две строки! Но таких тяжеловесных строк не много в библиотеке человечества. Еслиб Комиссия ограничилась словами: "Троцкий и Седов невиновны", оставалась бы формальная возможность допустить судебную ошибку. Комиссия оказалась достаточно вооруженной, чтоб раз навсегда закрыть дверь такому толкованию. "Мы находим, -- говорит приговор, -- что московские суды являются подлогами". Таким заявлением Комиссия взяла на себя огромную моральную, и политическую ответственность. Она должна была иметь не только убедительные и достаточные, но подавляющие и сокрушающие доводы, чтоб решиться на такое заключение пред лицом всего мира.
Прошу вас, господа журналисты, внимательно изучить список членов Комиссии в Нью-Иорке и в Париже. Этот список вам вручен. Он говорит сам за себя. Список содержит 17 имен. За исключением одного Росмера, представителя Франции, я не имел раньше никаких личных отношений ни с одним из членов Комиссии. Вы находите среди них ученых с мировым именем, руководящих деятелей Второго Интернационала и рабочего движения вообще; выдающихся юристов и публицистов; авторитетного представителя анархо-синдикалистской мысли. Но среди 17 имен нет ни одного участника Четвертого Интернационала. Я могу сказать, что все они, хотя и в разной степени, являются моими политическими противниками и некоторые из них публично проявили свое отрицательное отношение к так называемому "троцкизму" даже во время расследования.
Все члены Комиссии насчитывают десятки лет активной политической, научной или литературной работы. Все они носят безупречные имена. Если бы среди них был хоть один, которого можно купить, он был бы уже куплен давно. Мои враги располагают для таких целей миллионами, и они не скупятся на расходы. Что касается меня и моего сына, мы не располагали даже необходимыми средствами на покрытие технических расходов расследования. Скромная касса Комиссии пополнялась сборами среди рабочих и индивидуальными приношениями.
Комиссия настойчиво приглашала к участию в своих работах на равных правах представителей советского государства, Коминтерна или его национальных секций в Соединенных Штатах, в Мексике и во Франции, "друзей" СССР, наконец, отдельных лиц, тесно связанных с Москвой, как английский адвокат Притт, г. Ломбардо Толедано и другие. Со свечой в руках Комиссия искала такого авторитетного сталиниста или сочувствующего сталинизму, который не ограничивался бы махинациями в застенках ГПУ, или клеветой и инсинуациями в изданиях без ответственности и достоинства, но имел бы мужество открыто пред'явить московские обвинения под контролем критики. Она не нашла никого, кроме бывшего сотрудника официального советского телеграфного агентства ТАСС, г. Карлтон Билса. Но и тут вскоре обнаружилось, что Билс был подослан в Комиссию только для того, чтобы попытаться взорвать ее изнутри. Когда вопросы Билса, проникнутые духом ГПУ, т.-е. духом провокации, встретили надлежащий ответ, Билс бежал с поля сражения.
Комиссия работала свыше девяти месяцев, без перерыва, в Нью-Иорке, Мексико, Париже, Праге и в других европейских столицах. Она изучила тысячи оригинальных документов, писем протоколов, статей, и книг, устных и письменных показаний многочисленных свидетелей. Она требовала от меня и моего сына, Льва Седова, об'яснений и доказательств по каждому, даже самому маленькому, вопросу. Вся эта работа совершалась под авторитетным руководством доктора Дюи, председателя и вдохновителя Комиссии. Нельзя не отметить здесь же той прямо-таки титанической работы, которую выполняла мисс Сюзанн Лафоллетт, секретарь Комиссии.
Благодаря всей своей прошлой деятельности, члены Комиссии привыкли к внимательному изучению фактов, к научному анализу, к проникновению в человеческую психологию. Грандиозные по своим масштабам московские процессы дали им возможность проявить все эти качества. Члены Комиссии отдавали себе, разумеется, ясный отчет в международном могуществе той клики, которую они обвинили в подлоге. Они не могли не знать заранее, что каждая их фраза, каждое их слово могут быть взяты под увеличительное стекло десятками и сотнями юристов и публицистов в услужении Кремля. Тем больший вес приобретает каждое их слово!
Комиссия опубликовала стенографический отчет о заседаниях своей под-комиссии в Койоакане. Это том в 617 убористых страниц. В нью-иоркском журнале, "Нью Републик", про-сталинском на 100 процентов, г. Бертрам Вольф, хорошо известный в Мексике писатель, мой старый противник, написал об этом отчете следующее: "Автор признает, что его прежняя позиция побуждала его к большему доверию Сталину, чем Троцкому, но что, перечитав московские признания вместе с этим изданием (отчет о койоаканской сессии) или, вернее, заключительную речь, он вынес буквально непреодолимое убеждение, что Троцкий не мог совершить тех действий, в которых его обвиняют по процессам Зиновьева-Каменева и Радека-Пятакова". Эти слова говорят сами за себя.
После почти трехсот дней работы, Комиссия вынесла свой вердикт. Он находится, господа, в ваших руках в виде двадцати-трех пунктов, которые звучат, как удары молотка, заколачивающего крышку гроба. В этом гробу покоится политическая и личная честь руководителей ГПУ, начиная со Сталина.
Вы получили также краткое резюме работ Комиссии, заключающее в себе 24 страницы. Полный текст приговора скоро будет опубликован в виде книги в 80.000 слов. Он заключает в себе тщательный анализ признаний несчастных обвиняемых и утверждений прокурора Вышинского, главного помощника Сталина по судебным подлогам. Позвольте предупредить вас заранее, что нельзя ждать никакой членораздельной реплики со стороны фальсификаторов. Единственный ответ, который им остается и которым они так часто пользуются, это револьверный выстрел или удар кинжала. Таким аргументом можно уничтожить противника, но нельзя убить голос мировой совести. Решение Комиссии не поддается действию револьвера и кинжала. Оно не горит в огне и не тонет в воде.
Нужно ли пояснить, что вердикт имеет не личное значение? Дело идет не только обо мне и о моем сыне. Дело идет о добром имени сотен людей, уже расстрелянных, и о жизни новых сотен, подготовляемых к расстрелу. Дело идет о чем-то, еще несравненно большем, именно об основных принципах рабочего движения и освободительной борьбе человечества. В первую голову, дело идет об искоренении той деморализации и заразы, которые вносит всюду аппарат Коминтерна в сочетании с аппаратом ГПУ.
Чтобы оценить моральное и политическое значение вердикта, я позволю себе огласить здесь краткую телеграмму, которую я послал 9 декабря Колумбиа Бродкестинг Стэйшен, и которая теперь, в тот самый час, когда мы беседуем с вами, оглашается через сто радио-станций в Соединенных Штатах Северной Америки:
"Комиссия никого не приговорила ни к смерти, ни к заключению. Однако, невозможно представить себе более страшный приговор. Комиссия говорит правителям великой страны; "Вы совершили подлог, чтоб оправдать истребление ваших политических противников. Вы пытались обмануть трудящихся всего мира. Вы недостойны служить тому делу, которым вы клянетесь на словах".
"Комиссия, включающая в себя представителей разных политических тенденций, не могла ставить себе политических тенденций, не могла ставить себе политических целей. Однако, ее приговор имеет неизмеримое политическое значение. Методы лжи, клеветы и подлога, которые заражают внутреннюю жизнь СССР и мирового рабочего движения, получили страшный удар. Пусть официальные "друзья СССР" и другие псевдо-радикальные ханжи твердят, что приговор будет использован реакцией. Неправда! Никогда и нигде правда не служила реакции. Никогда и нигде прогресс не питался ложью. Комиссия нанесла, конечно, удар московской бюрократии. Но сама эта бюрократия стала главным тормозом прогресса Советского Союза. Стремясь служить правде, Комиссия послужила освободительной борьбе всего человечества. Отныне работа Комиссии, как и имена ее участников, принадлежат истории".
Политическая сторона в этом деле неизмеримо превышает личную. Однако, вы позволите мне все же, господа представители печати, кратко остановиться, в заключение, и на личной стороне.
Вы знаете, может быть, что преследования Сталина довели до преждевременной смерти одну из моих дочерей, и до самоубийства -- другую. Мужья обоих дочерей пропали бесследно. Что сталось с внуками, я не знаю. Вслед за дочерьми и зятьями, исчез мой младший сын, Сергей, обвиненный теми же фальсификаторами в подготовке массового отравления рабочих. Против старшего сына, Льва, ГПУ подготовляло в Париже террористическое покушение, раскрытое французской полицией несколько недель тому назад. Меня и мою жену ГПУ подвергло, через посредство норвежского правительства, интернированию, чтобы иметь развязанные руки для подлогов и расправ. Только великодушное гостеприимство правительства генерала Карденаса дало нам возможность вырваться на волю и раскрыть правду. В виду этих обстоятельств не трудно понять, какую большую моральную ценность имеет вердикт Комиссии в моей личной жизни и в жизни моей семьи.
Этот вердикт имеет для нас и непосредственное практическое значение. Близится первая годовщина моего проживания в Мексике. Со стороны населения этой страны мы не встречали ничего, кроме приветливости и дружелюбия; со стороны властей -- ничего, кроме внимания и покровительства. Оставляя в стороне вопросы политики, я не могу не выразить здесь искреннего уважения к главе этой страны, у которого слово не расходится с мыслью, а дело со словом. Мои наблюдения говорят мне, что такого типа государственные люди встречаются не часто. Мы нашли в Мексике верных друзей. Число их растет. Всем им я выражаю сегодня горячую благодарность. Но мы нашли здесь также друзей ГПУ. Опираясь на московские подлоги, эти господа совершили за истекший год десятки попыток отнять у нас право убежища, которое в современном мире стало не правилом, а исключением. Я почти не откликался на эти попытки, источник которых не трудно угадать. Я слишком был занят основной борьбой -- против клики Сталина. Я считал, что разоблачить до конца хозяина значит разоблачать тем самым и его наемников -- агентов и лакеев. Главное теперь сделано. Вердикт вынесен. Сталин и ГПУ навсегда заклеймлены, как организаторы величайшего преступления. Пред лицом вердикта Международной Комиссии никому из агентов и лакеев не удастся увильнуть от ответственности. Салонные болтуны, замаскированные революционерами; любители и любительницы юбилейных праздников советской бюрократии; адвокаты, делающие карьеру на спине рабочих -- есть ли нужда называть их имена? -- и всякие другие интриганы и шарлатаны, позволяющие себе играть моей политической честью и наживать на этом капитал, -- все эти господа, один за другим, будут призваны общественным мнением к порядку. Их высокие покровители не спасут их от заслуженного презрения, как они не спасли самих себя. Час правды пробил! Никто не повернет уже колесо правосудия назад. Новые и новые разоблачения будут подкреплять грозный вердикт и расширять район его действия. Вместе с председателем Комиссии доктором Дюи, мы можем снова повторить великолепные слова Эмиля Зола: "Правда шествует, ничто ее не остановит". Господа журналисты, вы имеете возможность участвовать в победном шествии правды. Спешите воспользоваться этой драгоценной возможностью!
Л. Троцкий.
Койоакан.
*1 Настоящее заявление было оглашено на испанском языке Л. Д. Троцким в беседе с мексиканскими и иностранными журналистами 13 декабря 1937 года. Одновременно участникам роздан был текст заявления на других языках.