Многоуважаемый товарищ!
Я не думаю, что вопросы, которые вы мне ставите, имеют прямое отношение к расследованию нью-иоркской комиссии и способны оказать влияние на ее выводы. Тем не менее я отвечаю на ваши вопросы с полной готовностью, чтоб облегчить знакомство с моими действительными взглядами всем тем, кто интересуется ими.
Как и многие другие, вы видите источник зла в принципе "цель оправдывает средства". Сам по себе этот принцип очень абстрактен и рационалистичен. Он допускает самые различные толкования. Но я готов взять на себя защиту этой формулы -- под материалистическим и диалектическим углом зрения. Да, я считаю, что нет средств, которые были бы хороши или дурны сами по себе, или в зависимости от какого-либо абсолютного, сверх-исторического принципа. Хороши те средства, которые ведут к повышению власти человека над природой и к ликвидации власти человека над человеком. В этом широком историческом смысле средство может быть оправдано только целью.
Не значит ли это, однако, что ложь, вероломство, предательство допустимы и оправданы, если они ведут к "цели"? Все зависит от характера цели. Если целью является освобождение человечества, то ложь, подлог и измена никак не могут быть целесообразными средствами. Эпикурийцев противники их обвиняли в том, что, проповедуя "счастье", они спускаются к идеалу свиньи, на что эпикурейцы не без основания отвечали, что их противники понимают счастье... по свински.
Вы ссылаетесь на слова Ленина о том, что революционная партия имеет "право" делать своих противников презренными и ненавистными в глазах масс. В этих словах вы видите принципиальное оправдание аморализма. Вы забываете, однако, указать, где, в каком политическом лагере сидят представители высокой морали? Мои наблюдения говорят мне, что вся политическая борьба широко пользуется преувеличениями, искажениями, ложью и клеветой. Наиболее оклеветанными являются всегда революционеры: в свое время Маркс, Энгельс и их друзья; позже -- большевики, Карл Либкнехт и Роза Люксембург; в настоящее время -- троцкисты. Ненависть имущих к революции; тупой консерватизм мелких буржуа; чванство и надменность интеллигентов; материальные интересы рабочих бюрократов, все эти факторы соединяются в травле революционного марксизма. При этом господа клеветники не забывают возмущаться... аморализмом марксистов. Это лицемерное возмущение есть не что иное, как орудие классовой борьбы.
В цитированных вами словах, Ленин хотел лишь сказать, что он не рассматривает более меньшевиков, как пролетарских борцов, и что он ставит своей задачей сделать их ненавистными в глазах рабочих. Ленин выразил эту мысль со свойственной ему страстностью и открыл возможность для двусмысленных и недостойных интерпретаций. Но на основании полного собрания сочинений Ленина и дела всей его жизни, я заявляю, что этот непримиримый борец был самым лойяльным противником, ибо, несмотря на все преувеличения и крайности, он стремился всегда говорить массам то, что есть. Наоборот, борьба реформистов против Ленина насквозь проникнута лицемерием, ложью, уловками и подлогами, под прикрытием вечных истин морали.
Ваша оценка кронштадтского восстания 1921 года в корне неправильна. Лучшие, наиболее самоотверженные моряки были полностью извлечены из Кронштадта и играли важную роль на фронтах и в местных советах во всей стране. Осталась серая масса с большими претензиями ("мы, кронштадтцы"!), но без политического воспитания и без готовности к революционным жертвам. Страна голодала. Кронштадцы требовали привилегий. Восстание диктовалось стремлением получить привилегированный паек. У матросов были пушки и корабли. За восстание сейчас же ухватились все реакционные элементы, как в России, так и заграницей. Белая эмиграция требовала посылки помощи восставшим. Победа восстания ничего не могла бы принести, кроме победы контр-революции, совершенно независимо от того, какие идеи были в головах у матросов. Но и сами эти идеи были глубоко реакционными. Они отражали вражду отсталого крестьянина к рабочему, высокомерие солдата или моряка по отношению к "штатскому" Петербургу, ненависть мелкого буржуа к революционной дисциплине. Движение имело, таким образом, контр-революционный характер, и так как восставшие овладели оружием крепости, то их можно было подавить лишь при помощи оружия.
Не менее ошибочна ваша оценка Махно. Сам по себе он был смесью фанатика и авантюриста. Но он стал средоточием тех же тенденций, которые вызвали кронштадтское восстание. Кавалерия вообще наиболее реакционный род войск. Человек, сидящий верхом, презирает пешего. Махно создал кавалерию из крестьян, у которых были свои лошади. Это -- не забитые деревенские бедняки, которых Октябрьская революция впервые пробудила, а крепкие и сытые крестьяне, которые боялись потерять то, что у них было. Анархические идеи Махно (отрицание государства, непризнание центральной власти) как нельзя лучше отвечали духу этой кулацкой кавалерии. Прибавлю, что ненависть к городу и городскому рабочему дополнялась у махновцев боевым антисемитизмом. В то время, как мы вели с Деникиным и Врангелем борьбу не на жизнь, а на смерть, махновцы, путаясь меж двух лагерей, пытались вести свою собственную политику. Закусивший удила мелкий буржуа (кулак), думал, что он может диктовать свои противоречивые взгляды, с одной стороны, капиталистам, с другой -- рабочим. Этот кулак был вооружен. Мы должны были его разоружить. Это именно мы и сделали.
Ваша попытка вывести подлоги Сталина из "аморализма" большевиков в корне неправильна. В тот период, когда революция боролась за освобождение угнетенных масс, она называла все вещи по имени и не нуждалась в подлогах. Система фальсификаций вытекает из того, что сталинская бюрократия борется за привилегии меньшинства и вынуждена скрывать и маскировать свои действительные цели. Вместо того, чтобы искать об'яснение в материальных условиях исторического развития, вы создаете теорию "первобытного греха", пригодную для церкви, но не для социалистической республики.
С искренним уважением.
Л. Троцкий.
6 июля 1937 г.