Пятаков показывает, что "в конце 1935 года, в разговоре моем с Радеком стал вопрос о необходимости тем или иным способом встретиться с Троцким. Так как в этом году я имел служебную командировку в Берлин на несколько дней, я условился, что постараюсь встретиться с Троцким, и тогда же Радек рекомендовал мне в Берлине обратиться к Бухрацеву, который имеет связь с Троцким... Я выехал в Берлин и встретился с Бухарцевым.
Вышинский: Когда это приблизительно было?
Пятаков: Это было около 10 декабря, в первой половине декабря. В тот же день или на другой день я встретил Бухарцева, который, улучив момент, когда никого не было, со своей стороны мне передал, что он узнал о моем приезде за несколько дней, сообщил об этом Троцкому и по этому поводу ждет от Троцкого извещения. На следующий день Троцкий прислал своего посланца, с которым Бухарцев и свел меня в парке Тиргартен в одной из аллей, буквально на пару минуту... (опускаем детали). Он ("посланец") условился со мной на следующее утро встретиться на Темпельгофском аэродроме. На следующий день рано утром я явился прямо к входу на аэродром. Он стоял перед входом и повел меня. Предварительно он показал паспорт, который был для меня приготовлен. Паспорт был немецкий. Все таможенные формальности он сам выполнял, так что мне приходилось только расписываться. Сели в самолет и полетели, нигде не садились и в 3 часа дня, примерно, спустились на аэродроме в Осло. Там был автомобиль. Сели мы в этот автомобиль и поехали. Ехали мы, вероятно, минут 30 и приехали в дачную местность. Вышли, зашли в домик, неплохо обставленный, и там я увидел Троцкого, которого не видел с 1928 года. Здесь состоялся мой разговор с Троцким".
Это показание Пятакова, единственное на процессе, где даны подробности, которые придают, на поверхностный взгляд, рассказу Пятакова известную убедительность. Но внимательный читатель без труда заметит, какие усилия прилагают Пятаков и Вышинский, чтобы избежать всякой точности. Вышинский не спрашивает Пятакова о том, когда он прибыл в Берлин, а о том, когда он "приблизительно" прибыл в Берлин. Прокурор стремится к неточностям. Пятаков идет ему навстречу: "около 10 декабря", отвечает он. Между тем установить точную дату не представляло никакого труда. В распоряжении ГПУ имеется советский паспорт, по которому Пятаков выехал в Берлин; имеются архивы Наркомтяжпрома и Торгпредства*1.
Не странно ли также, что Пятаков не указал точной даты своего от'езда в Осло? Почему он не назвал фамилию, которая была проставлена на его нелегальном паспорте? Ведь он даже "расписывался" этой фамилией на официальных бумагах, да, и как всякий "нелегальный", должен был хорошо запомнить не только фамилию, но и все другие данные паспорта. ГПУ не назвало на суде этого имени потому, что проверка списков прибывших в Норвегию в декабре 1935 года немцев, сразу бы обнаружила, что Пятаков в Норвегию не приезжал.
Перед от'ездом Пятакова в Берлин, Радек советует ему установить связь с Троцким через берлинского корреспондента "Известий", Бухарцева. Пятаков приезжает в Берлин, Бухарцев оказывается, уже знал о приезде Пятакова, уже успел связаться с "посланцем" Троцкого, который со своей стороны уже успел списаться с Троцким и "на следующий день" после приезда Пятакова, уже получился ответ от Троцкого с приглашением Пятакову приехать в Осло! Какой темп! Все это тем более невероятно, что Бухарцев даже не знает берлинского адреса "посланца" Троцкого. Но тот, случайно (для удобства прокурора), позвонил по телефону Бухарцеву как раз в нужный момент. Дальше все идет, как в сказке. Пятаков встречается с "посланцем" Троцкого в Тиргартене, всего "на пару минут", а на другой день утром уже готов и паспорт, и самолет.
Но как только Пятаков садится в самолет, он сразу же забывает о "посланце", который становится стеснительным свидетелем. Был ли Пятаков в Осло один или в сопровождении "посланца"? Неизвестно. Кто встретил Пятакова в Осло? Неизвестно. Кто отвез его на место свидания с Троцким? Неизвестно. Пятаков говорит, что поездка на свидание продолжалась 30 минут, между тем как до Вексаля, где жил Троцкий, езды около двух часов. Значит Пятаков встречался с Троцким в другом месте. Почему же он не называет этого места? Почему он ничего не говорит о том, кто встретил его в доме? Кто провел его к Троцкому? Пятаков, по его словам, прибыл в Осло в три часа дня. Полчаса продолжалась дорога туда, полчаса обратно, два часа -- разговор. Приехать обратно в Осло Пятаков мог не раньше шести часов вечера, когда в Норвегии зимой уже совершенно темно. Вылететь в тот же день обратно Пятаков не мог. Он ночевал, следовательно, в Осло. Почему же Пятаков не указывает, где он ночевал, под каким именем остановился в гостиннице, в какой именно? Почему Пятаков вообще ни единым словом не упоминает о своем обратном путешествии в Берлин? Вернулся ли он обратно на аэроплане или другим способом? И как Пятакову удалось незаметно уехать из Берлина? Он сам рассказывает, в своих показаниях, как трудно ему было встречаться в Берлине с Седовым, ибо "я был очень известен в Берлине, мои портреты были напечатаны в газетах"... И главное: как об'яснил Пятаков свое отсутствие? Известно, ведь, что находящиеся заграницей ответственные работники состоят в непрерывной связи с торгпредством и полпредством и не выходят из под строгого контроля. Нет сомнений, что если ГПУ решило посадить Пятакова на самолет, то именно потому, что оно стремилось свести к минимуму время отсутствия Пятакова из Берлина, опасаясь многочисленных свидетелей, находившихся в ежедневном, если не ежечасном общении с Пятаковым.
Большую часть этих вопросов Троцкий по телеграфу поставил московскому суду еще 27 января, когда процесс не был закончен и Пятаков был еще жив. Свое обращение Троцкий закончил словами: "Согласятся ли председатель суда и прокурор задать Пятакову перечисленные вопросы? Их поведение в этом случае должно решить судьбу процесса в глазах мирового общественного мнения". Вместо ответа Вышинские-Ежовы поспешили расстрелять Пятакова...
Пятаков, как мы уже знаем, утверждает, что он посетил Троцкого в декабре 1935 г. Л. Троцкий и Н. И. Троцкая проживали в это время, в полном уединении, в норвежском местечке Вексаль (вблизи города Генефосса) в двух с лишним часах езды от Осло.
Предоставим, прежде всего, слово ближайшим свидетелям жизни Троцкого, жившим с ним под одной крышей. Секретарь Троцкого, Э. Вольф, дал под присягой показание, в котором он говорит:
"В этом месяце (декабре) я покинул Троцкого всего два раза: на полдня, когда я поехал в Осло за покупками, и на один день, когда я совершил прогулку на лыжах в окрестностях. Во время моего отсутствия Троцкий оставался в обществе семьи Кнутсен, в доме которой он занимал комнату и рабочий кабинет. Совершенно исключено, чтоб иностранец мог повидать Троцкого, не войдя сперва в сношения со мной. Я, как и вся семья Кнутсен, могу категорически заявить, что Троцкий в декабре не принимал никого из-заграницы. Тайное посещение также исключено, потому что мы ни на шаг не отходили от Троцкого, по той простой причине, что мы опасались возможных покушений". (Лондон, 25 января 1937 года).
В тот самый день, когда Э. Вольф давал свое показание в Лондоне, социалистический депутат норвежского стортинга, Кнутсен, у которого жил Троцкий, заявил печати в Осло:
"Совершенно исключено, что он (Пятаков) мог в это время лично встретиться с Троцким".
"Он (Троцкий) все еще был болен и не принимал никого. Он даже не подходил к телефону. Я опросил всех (домашних), не помнят ли они какого-нибудь телефонного вызова для Троцкого, который можно было бы связать с этим делом. Но они уверены, что ничего не было".
Свое заявление печати К. Кнутсен подтвердил и в официальном показании:
"В течение декабря месяца никаких иностранных посетителей у Троцкого не было. Его секретарь, Эрвин Вольф, был единственным лицом, постоянно при нем находившимся".
"Пятаков не мог посетить Троцкого без моего ведома... Эти факты могут быть точно проверены. Осло, 12 февраля".
Мы привели лишь краткие выдержки из показаний Э. Вольфа и К. Кнутсена, ибо в нашем распоряжении имеется совершенно исключительный по своему значению документ. Директор аэропорта Хеллер (Kjeller) в Осло, Гулликсен, заявил печати 25 января 1937 года (через день после того, как Пятаков дал свое показание о поездке в Осло), что в декабре месяце на аэродром Хеллер в Осло не прибыло ни одного иностранного аэроплана. 29 января г-н Гулликсен дал подробное интервью правительственной газете "Арбейтербладет":
"Директор Гулликсен заявляет, что в декабре 1935 года ни один иностранный аэроплан не прибыл в Хеллер. Единственный прибывший в этом месяца аэроплан был норвежским. Он прибыл из Линкепинга. Но на этом аэроплане не было ни одного пассажира".
"Директор Гулликсен, прежде чем дать это сообщение, проверил таможенные протоколы, которые ведутся ежедневно... Он заявил, что совершенно исключено, чтоб какой-нибудь аэроплан мог снизиться, не будучи замеченным. Всю ночь аэродром охраняется военным патрулем"...
"Какого числа прибыл последний иностранный аэроплан, до декабря 1935 года?", спросили журналисты.
Директор аэропорта ответил: "19 сентября. Это был английский аэроплан G.A.C.S.F., прилетевший из Копенгагена".
"А после декабря 1935 года, когда прибыл первый иностранный самолет в аэропорт Хеллер?".
"1 мая 1936 года", ответил г-н Гулликсен.
"Другими словами, -- резюмируют вопрос журналисты, -- из книг аэропорта вытекает, что, между 19 сентября 1935 года и 1 мая 1936 года в Хеллер*2 (Осло) не прибыло ни одного иностранного аэроплана?".
"Да", -- ответил директор Гулликсен".
Но может быть газетные сведения не точны?
В письме на имя норвежского адвоката Андреаса Стейлена (Stoylen) от 14 февраля 1937 г., директор Гулликсен подтверждает правильность своего заявления представителям печати. Письмо это находится в нашем распоряжении.
Напомним, что опровержение показания Пятакова было дано еще во время процесса. Суд, таким образом, знал*3, что основное "доказательство" есть грубая ложь.
Категорическому опровержению норвежского аэропорта, Сталин противопоставил расстрел Пятакова. Вышинский же разыграл еще одну маленькую комедию.
На заседании 27 января он снова возвращается к вопросу о поездке Пятакова к Троцкому.
"ВЫШИНСКИЙ: ...Вы знаете на каком аэродроме вы снизились?
ПЯТАКОВ: Около Осло.
...............
ВЫШИНСКИЙ: Вы подтверждаете, что спустились на аэродроме около Осло?
ПЯТАКОВ: Около Осло, это я помню.
ВЫШИНСКИЙ: Больше у меня вопросов нет. Ходатайство к суду. Я интересовался этим обстоятельством и просил народный комиссариат иностранных дел обеспечить меня справкой, ибо я хотел проверить показания Пятакова и с этой стороны. Я получил официальную справку, которую я прошу приобщить к делу. (Читает): "Консульский отдел Народного Комиссариата Иностранных Дел настоящим доводит до сведения прокурора СССР, что согласно полученной Полпредством СССР в Норвегии официальной справки, аэродром в Хеллере около Осло, принимает круглый год, согласно международных правил, аэропланы других стран, и что прилет и отлет возможны в зимние месяцы". (Пятакову): "Это было в декабре?".
ПЯТАКОВ: "Так точно".
Каналья Вышинский даже "консульский отдел" мобилизовал, чтоб авторитетно раз'яснить, что на аэродроме возле Осло аэропланы и в зимнее время могут снизиться! Эти жалкие увертки прокурора произведут разве что впечатление на г.г. Притта и Фейхтвангера.
Кажинный раз на евтом самом месте! Каждый раз, когда сталинская юстиция упоминает "факты", относящиеся к загранице, которые поэтому могут быть проверены -- дело для нее кончается_ безнадежным фиаско. Так было с Копенгагеном, со встречей "террориста" Гольцмана в фойе несуществующего отеля "Бристоль" с никогда не бывавшим в Копенгагене Седовым. Так Ромм встречался в Булонском лесу в Париже с Троцким, который в указанный период находился на расстоянии 500 километров от Парижа! Так Пятаков на мифическом аэроплане совершил свой полет в Осло.
Троцкий вступил в соглашение с Гитлером и Микадо; Троцкий готовит войну, поражение, раздел СССР; Троцкий стремится восстановить капитализм. "Для этого факта, какие есть доказательства?" (Радек). Показание Ромма, якобы служившего агентом связи между Троцким и Радеком, и показания Пятакова, якобы видевшего Троцкого в Осло. На основании бесспорных документов и фактов мы показали, что эти "доказательства" -- грубая ложь.
Нужно уметь по отдельным "частностям" правильно оценить целое. Как только сталинская юстиция из абстракции общих обвинений вынуждена спуститься на зыбкую почву конкретных фактов -- крушение ее предопределено. Это вытекает из самой природы вещей. Сталинские судебные махинации ничего общего не имеют с правосудием. Гнусность в них соперничает только с бездарностью.
Париж, 2 III 1937.
*1 О времени пребывания Пятакова в Берлине нам пока удалось выяснить лишь следующее: "В настоящее время -- сообщает "Берлинер Тагеблатт" от 21 декабря 1935 года (утреннее издание) -- в Берлине находится первый заместитель Наркомтяжпрома, г. Пятаков". Приезд Пятакова, по словам "Берлинер Тагеблатт" был связан с переговорами о советских заказах и советском импорте в Германию. 21 декабря переговоры не были еще закончены.
*2 Хеллер единственный аэропорт в Осло. В фиорде Осло, авиационной фирме Widero принадлежит гавань для гидропланов. Совершенно очевидно, что Пятаков никак не мог вылететь с Темпельгофского аэродрома в Берлине на гидроплане. К тому же, фирма Widero также заявила, что ни один гидроплан в декабре 1935 года в ее гавань в Осло не прибыл. (См. "Афтенпостен" от 25 января 1937 года).
*3 К. Кнутсен даже послал 29 января специальную телеграмму Вышинскому: "Сообщаю Вам, что сегодня официально подтверждено, что в декабре 1935 года ни один иностранный аэроплан не прибыл на аэродром в Осло. В качестве квартирохозяина Троцкого, подтверждаю со своей стороны, что в декабре в Норвегии не было никаких встреч между Троцким и Пятаковым. Конрад Кнутсен, член Парламента".