Помимо общих разговоров о терроре, передач "инструкций", всевозможных "террористических" установок и пр. в деле все же упоминается несколько конкретных "покушений". Разберем их одно за другим.
1. Пара Берман-Юрин -- Фриц Давид.
Покушение на Сталина
Прибыв в марте 1933 года в Москву*1, Берман-Юрин и Фриц Давид решили устроить покушение на Сталина на XIII пленуме Коминтерна (декабрь 1933 г.). Берман-Юрин показывает, что "план провалился", ибо Фрицу Давиду не удалось достать билета для Берман-Юрина, "который должен был стрелять в Сталина". Фриц Давид дает другую версию: "Эти замыслы сорвались, так как на XIII пленуме товарищ Сталин не присутствовал". Немножко похоже на историю с горшком данным взаймы: во-первых, говорит, я ей вернула горшок целехеньким, во-вторых, он уже был разбит, а, в-третьих, я у нее горшка не брала. Этого третьего здесь как будто бы не хватает, на самом деле и оно есть. Ни билета не было, ни Сталина не было, ни... попыток устроить покушение не было.
Но Фриц Давид и Берман-Юрин не унывали от этого неуспеха. Дело в том, что ими "были разработаны два конкретных (!) плана покушения на Сталина". Оставался второй план: осуществить покушение на Сталина на VII конгрессе Коминтерна.
План этот был несомненно блестящ, к тому же он соответствовал "директивам" Троцкого: не просто убить Сталина, а обязательно при музыке и овациях, "перед международным форумом", как о том показал Берман-Юрин. Но план этот все же имел, на наш взгляд, одно существенное неудобство. Последний до того конгресс Коминтерна (VI) состоялся в 1928 г. С 1928 г. до 1933 г. прошло уже больше пяти лет, а о новом конгрессе ничего не было слышно. В нарушение устава Коминтерна Сталин откладывал конгресс из года в год, намереваясь, по возможности, вообще его не созывать. В пропаганде левой оппозиции заграницей за все эти годы вопрос о несозыве конгресса Коминтерна играл большую роль. Вот, что писал, например, Троцкий в декабре 1934 года (подобных цитат можно найти десятки): "Правящая сталинская группа, по существу, давно уже махнула рукой на Коминтерн. Одним из самых ярких доказательств этого является отказ Сталина в созыве международного конгресса". ("Б. О.", N 41).
Берман-Юрин и Фриц Давид были переброшены Троцким, тем самым Троцким, который полагал, что конгресс вообще не будет созван, и одновременно же, как показывает Берман-Юрин, предлагал этому последнему "приурочить покушение к конгрессу"! И вот вместо действий "террористы" ждут... конгресса. Ждут год, ждут два и, наконец, через два с половиной года все же дождались. После перерыва в семь лет -- 1928-1935 -- созван, наконец VII конгресс. Можно возразить: ждали то они долго, но зато по крайней мере хорошо подготовили и "разработали конкретный план". Предоставим слово судебному отчету: "На конгресс Коминтерна проник только один Ф. Давид, так как для Берман-Юрина не мог достать билета. Фриц Давид, по его словам, не мог совершить теракта потому, что приблизиться к Сталину было невозможно... Он, Фриц Давид, сидел в ложе, в ложе же было много народу, не было никакой возможности стрелять".
Очевидно Фриц Давид полагал, что его посадят в Президиум и что на конгрессе "не будет много народу"...
Тем дело и кончилось. Но, как, спрашивается, обо всем узнало ГПУ? Или эти "террористы" сами пошли в ГПУ, чтоб рассказать о своих неудачах? И не сделай они этой ошибки, они вероятно и сегодня не только здравствовали бы, но и подготовляли -- с неменьшим успехом -- новое покушение на Сталина, приуроченное, скажем, к VIII конгрессу Коминтерна (1940 год? 1945?).
И так выглядит единственная "конкретная" попытка покушения на Сталина! Впрочем сам суд, видимо, не очень берет всерьез эту гепеуровскую историю, ибо ни словом не упоминает о ней в приговоре.
2. Террорист Ольберг покушается на Сталина
Так же как и Берман-Юрин и Фриц Давид, Ольберг "получил инструкции" о террористической деятельности от Троцкого. Так же как и Берман-Юрин и Фриц Давида Троцкий Ольберга никогда в глаза не видал (хотя -- в отличие от первых двух -- и слышал о нем, правда, только с плохой стороны)*2.
Ольберг совершил три поездки в СССР. Получив в 1932 г. "террористические инструкции" он в конце марта (!) 1933 г. выехал в Советский Союз и оставался там до июля 1933 г.; 1 1/2 месяца зачем-то скрывался в Москве, а затем отправился в Сталинбад, где устроился преподавателем истории. Сталинбад, отстоящий от Москвы и, таким образом, от всех вождей на какие-нибудь 4.000 с лишним километров, было очевидно Ольбергом выбран в качестве наиболее подходящего места для террористической деятельности. Но скоро Ольбергу пришлось вернуться в Прагу, ибо его воинские документы были не в порядке. В СССР Ольберг поехал вторично в марте 1935 года, но пробыл там всего лишь несколько дней, так как имел туристскую визу. В июле 1935 г. Ольберг в третий раз едет в СССР. Последние две поездки Ольберг совершает по знаменитому паспорту республики Гондурас (единственному вещественному доказательству официально упоминаемому в деле). "Пробыв короткое время в Минске (Ольберг) отправился в Горький, связался с Елиным и Федотовым, получил работу в Горьковском педагогическом институте, где оставался до дня ареста".
Читая эту невероятную историю, можно подумать, что в СССР не существует ГПУ! Вышинский проявляет большое любопытство по части гондурасского паспорта Ольберга, не были ли его родители в Гондурасе или может быть бабушка? Спрашивается, почему же ГПУ в свое время не проявило этого интереса к поездкам Ольберга? Все, кто имеют понятие о том, в каких условиях даются визы в СССР и как строго наблюдает ГПУ за приезжими даже "солидными" иностранцами, признают всю эту историю невероятной. Приезжает человек (и не в первый раз) с экзотическим и мало солидным паспортом республики Гондурас, ни слова не говорит на американских языках, а говорит... по русски. Более подозрительного иностранца трудно и придумать. Между тем Ольберг не только беспрепятственно в'езжает, выезжает и снова в'езжает в СССР, но и получает официальную преподавательскую должность в Государственном педагогическом институте! Мы позволим себе утверждать со всей категоричностью: Ольберг мог получить визу в СССР, поехать туда и устроиться там на работе только при содействии советских властей, в том числе и ГПУ.
Но вернемся к "террористической" деятельности Ольберга. Прошло три года -- 1932-1935, -- а об этой деятельности не сообщено ни слова. Приехав в Горький, в июле 1935 г., "Ольберг узнал от Федотова, что боевые дружины организованы еще до его приезда. Ольбергу оставалось только выработать самый план покушения".
Отметим, что ни Елин, ни Федотов (который оказывается никем иным, как директором педагогического института, в котором преподавательствовал Ольберг!) не вызваны в суд, ни в качестве подсудимых, ни в качестве свидетелей. Отметим также, что если бы в Горьком действительно существовали террористические "боевые дружины", организованные Федотовым, то представляется совершенно непонятным, зачем Федотову нужен был Ольберг. Молодой человек, без роду и племени, никакого понятия не имевший ни о террористической, ни о конспиративной деятельности вообще, должен руководить -- "вырабатывать план"! -- уже налаженной -- гораздо более опытными людьми -- террористической организации. Но в чем же заключался самый план? "Террористический акт должен был быть совершен 1 мая 1936 г. в Москве" -- это все, что мы узнаем из судебных отчетов. Ни кем, ни где, ни каким путем -- об этом нам ничего не говорят. "Что помешало осуществлению этого плана?", спрашивает Вышинский. "Арест", отвечает Ольберг.
Такова история этого "покушения". Это, впрочем, не мешает продажным борзописцам из "Правды" (Л. Ровинский, 22 августа) сообщать, что "кипучей была террористическая и шпионская деятельность Ольберга"... Он не только "организовывал террористические шпионские группы", но и "выучивал террористов стрелков и бомбометателей". Ни о стрелках, ни о бомбометателях в судебных отчетах ничего не говорится. Позволим себе усомниться в том, что штудировавший политические науки В. Ольберг, когда нибудь видел бомбу, -- за исключением той "бомбы", которую учинил ему Сталин.
3. Лурье N 1 и Лурье N 2 покушаются на Ворошилова, в частности, и на других "вообще"
Н. Лурье утверждает, что он занимался троцкистской деятельностью с 1927 года, т.-е. около девяти лет. К сожалению, только -- об этом никому не было известно. Ни один троцкист ни в одной стране, ни в 1927 г., ни позже, никогда не встречался с Н. Лурье. На все наши попытки получить справки об Н. Лурье, мы отовсюду получали один ответ -- неизвестен. К сожалению, в числе наших адресатов нет ГПУ, оно наверное могло бы дать интересные справки, и, в частности, с какого, с 1927 или другого года началась "деятельность" Н. Лурье.
Начало своей террористической деятельности Н. Лурье рисует так: "В начале 1932 года Моисей Лурье мне сказал, что пора (!!) ехать в СССР и проводить там террористическую работу". Один этот развязно-веселый тон чего стоит! Довольно мы, говорит, с тобой на бильярде играли, "пора" и закусить, то-бишь проводить "террористическую работу". В Москве Лурье встречается с некими Константом и Липшицом, которых он называет "немецкими троцкистами", но которые, опять таки, неизвестны ни одному настоящему троцкисту. (Кстати сказать, ни Констант, ни Липшиц не привлекаются к суду и не вызываются в качестве свидетелей. Так уж заведено на этом "примерном" процессе!).
Лурье рассказывает Константу о "террористической установке". В том же развязном тоне Констант отвечает Лурье, "что для него это не новость" (он, повидимому, знал об "этом" уже с детства).
В августе 1932 г. группа Н. Лурье получает задание некоего Франца Вейца (фашистского охранника, по словам судебных отчетов), совершить покушение на Ворошилова. На предварительном следствии Н. Лурье показал, что подготовка этого покушения (в Москве) шла "с осени 1932 г. до конца 1933 г.". На допросе же Н. Лурье рассказал, что уже в июле 1933 года он выехал в Челябинск. Если Н. Лурье переехал в июле 1933 г. в Челябинск -- спрашивается, как мог он до конца 1933 г. в Москве готовить покушение?
Вероятно, чтоб "ликвидировать этот прорыв", Н. Лурье на суде дает новую версию: "мы этим (подготовкой покушения на Ворошилова) занимались с сентября 1932 г. до весны 1933 г.".
До весны или до конца 1933 г.?! Суд, разумеется, обходит молчанием это противоречие. Да, низкое качество следовательской продукции!
Но в чем же состоит сама подготовка покушения? Тройка -- Н. Лурье, Констант и Липшиц, -- которая по неизвестным причинам представлена на суде одним лишь Н. Лурье, -- следит за выездами Ворошилова, но машина "проезжала слишком быстро. Стрелять по быстро идущей машине безнадежно" (Показания Н. Лурье) Убедившись в том, что машина идет слишком быстро, эти горе-террористы прекращают дальнейшие наблюдения за выездами Ворошилова. На вопрос председателя суда, что они делают дальше, Н. Лурье сообщает, что они начали заниматься приобретением взрывчатых веществ, чтобы совершить террористический акт бомбой. Суд не делает никаких попыток выяснить, были ли приобретены взрывчатые вещества, где, как, была ли сделана бомба и пр. Этим дело и кончается. -- В июле 1933 года Н. Лурье уезжает в Челябинск на работу в качестве врача. Но и в далеком "Челябинске Н. Лурье не прекращает своей террористической деятельности". Он, видите ли, ждет что бы кто либо из вождей, Каганович или Орджоникидзе, приехали в Челябинск. Но ни Каганович, ни Орджоникидзе, как нарочно, в Челябинск не едут, во всяком случае Н. Лурье никого из них там не встречает и никаких покушений, разумеется, не производит*3.
Это не мешает Моисею Лурье показывать, "как он организовал (!) покушение на товарища Орджоникидзе... для этой цели М. Лурье предложил уезжающему на Челябинский тракторный завод Н. Лурье использовать возможный приезд тов. Орджоникидзе на завод для осуществления террористического акта"!
Два с половиной года Н. Лурье остается в Челябинске, в бесплодном ожидании Орджоникидзе или Кагановича. Но, как говорит пословица, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе: Н. Лурье выезжает в Ленинград. Проездом, в Москве, М. Лурье поручает ему в январе 1936 г. "стрелять в Жданова на первомайской демонстрации в Ленинграде" (зачем нужно убивать Жданова -- понять невозможно). На первомайской демонстрации Н. Лурье проходит в колонне демонстрантов, но не делает попыток стрелять. На вопрос председателя суда*4 почему, он отвечает: "мы далеко проходили". И вся эта белиберда подается на суде в качестве покушений!
4. Еще одно покушение на Ворошилова
На суде упоминается подготовка еще одного террористического акта против Ворошилова, который якобы должны были совершить два крупных военных, оба известные герои гражданской войны: Д. Шмидт и Кузмичев. Доказательств, разумеется, не приведено никаких. Ни Шмидт; ни Кузмичев, ни другие военные обвиняемые в террористической деятельности -- Путна, Эстерман, Гаевский -- на суд вызваны не были. О "террористической" деятельности Шмидта -- Кузмичева упоминают трое подсудимых. Рейнгольд показывает, что "ему известно от Мрачковского и Дрейцера, что летом 1933 года была организована... троцкистская группа из военных, куда вошли Шмидт, командир одной из бригад Красной армии, Кузмичев, начальник штаба одного из воинских соединений и ряд (!) других". Мрачковский показывает, что дело происходило годом позже. "В середине 1934 года Дрейцер мне докладывал, что им подготовляется одновременно убийство Ворошилова, для чего должен был быть подготовлен Шмидт Димитрий...". Сам Дрейцер показывал на допросе в прокуратуре, что "для совершения теракта я привлек Эстермана и Гаевского, а в 1935 году Шмидта и Кузмичева. Последние взялись убить Ворошилова".
Таким образом, все три показания (а других показаний об этом деле нет) радикально противоречат друг другу: 1933 г., 1934 г., 1935 г. -- они должны быть поэтому отброшены, как грубая ложь.
На суде упоминаются и другие покушения, но эти последние имеют уже совершенно голословный характер. Зиновьев показывает, "что ему известны две попытки покушений на жизнь тов. Сталина, в котором принимали участие Рейнгольд, Дрейцер и Пикель". Ни Дрейцер, ни Рейнгольд об этих "попытках" не упоминают. Пикель же показывает, "что осенью 1933 года Богданом была произведена новая (?) попытка покушения на тов. Сталина". Он также показывает "о подготовке теракта против тов. Сталина в 1934 году", причем его участие "заключалось в том, что он связал Бакаева с Радиным" (последний также не вызван в суд). Бакаев также сообщает о том, что в "октябре 1934 года под руководством Каменева, Евдокимова и его, Бакаева, готовилось в Москве покушение на Сталина... Покушение не удалось". И это все.
Суд безучастно принимает все эти заявления к сведению, не делая никаких попыток выяснить обстоятельства, характер, время, место и пр. этих "покушений". Отсутствие каких бы то ни было данных об этих покушениях не позволяет нам подробнее на них остановиться*5.
Отметим в заключение, что в приговоре сказано: "троцкистско-зиновьевский центр подготовил ряд террористических актов против товарища Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Коссиора, Постышева и др.".
Выше мы старались очень тщательно подобрать и привести в систему все данные о покушениях, разбросанные по судебным отчетам. Если отнести поездку Н. Лурье в Челябинск к "покушениям на Орджоникидзе и Кагановича" и его же поездку в Ленинград к "покушениям на Жданова", то еще остаются все же "Постышев, Коссиор и др.". О покушениях на них во всем деле нет ни единого слова. Это не помешало суду вставить в приговор следующий абзац: "Судебное следствие также установило, что троцкистско-зиновьевский террористический центр... подготовлял террористические акты против т.т. Коссиора и Постышева через Украинскую террористическую группу, действовавшую под руководством троцкиста Мухина". Украинская террористическая группа и самое имя ее руководителя Мухина в первый раз на процессе упоминается в приговоре! Мухин и его группа очевидно были с'импровизированы в последний момент, чтобы не было обидно Постышеву и Коссиору.
Подведем итоги на основании самих судебных данных: не было ни одного покушения, не было даже ни одной попытки покушения. Прокурор Вышинский тем не менее считает, что все так ясно, что он может "освободить себя от обязанности... подвергать анализу материал судебного следствия". И он добавляет: "Главное в этом процессе -- в том, что они (подсудимые) претворили свои контр-революционные мысли в контр-революционное дело, свою контр-революционную теорию в террористическую практику: они не только говорят о стрельбе, но они стреляют, стреляют и убивают".
Так уж и стреляют?! На процессе во всяком случае что то ни словом не было упомянуто о том, чтоб кто-либо из подсудимых стрелял. Были "инструкции", "разговоры", "подготовка", "попытки", "намечались люди", террор то "форсировался", то "прекращался" -- на словах все это было -- выстрелов же не было. Ни одного покушения, ни одной действительной попытки покушения на суде установлено не было. То оказывалось, как нарочно, что слишком далеко стрелять, то слишком далеко проходит террорист, то слишком быстро проезжает машина, то террорист оказывается в Сталинбаде или Челябинске, а Сталин, как нарочно, в Москве.
Между тем именно эти "террористы" были поставлены в исключительно благоприятные условия. Обычные трудности террористов -- принадлежность к другому социальному слою общества, -- неосведомленность о тех, на кого ведутся покушения, невозможность проникнуть в их среду -- все это здесь совершенно отсутствовало.
Зиновьев, Каменев, Смирнов, Мрачковский, Бакаев и др. отошедшие от оппозиции вращались в аппаратных другах. Они вхожи были в Кремль, во все учреждения, некоторые даже в секретариат Сталина. Мрачковский, например, лично был у Сталина на приеме*6. Ему, казалось бы, ничего не стоило разрядить в Сталина свой револьвер. Террористические возможности большинства расстрелянных, известных большевиков, были почти неограничены. К тому же из заграницы вести террор им помогал Троцкий и десятки, если не сотни людей в СССР; поддерживало их и такая мощная организация как Гестапо! А результаты: нуль, нуль! Если убийств не было, то только потому, что никто из расстрелянных или упомянутых в деле убийств не подготовлял, что никто из них и в мыслях не имел на путях террора искать выхода из сталинского тупика.
Без убийства Кирова Сталин никогда бы и не решился пустить в оборот весь этот дикий бред "о терроре". Поэтому то он искусственно и соединил реальность -- убийство Кирова Николаевым, убийство, к которому ни один из подсудимых этого процесса не имел никакого отношения, -- со всеми другими вымыслами. В этом искусственном соединении и заключалась центральная полицейская комбинация Московского процесса. Реальность убийства Кирова должна была придать видимость реальности другим покушениям, -- которых не было.
*1 Очень характерно, что почти все "перебрасываемые" Троцким террористы: Берман-Юрин, Фриц Давид, М. Лурье и др. выехали в СССР в марте 1933 года. Не об'ясняется ли это тем, что их на самом деле в СССР "перебрасывал" не Троцкий, а Гитлер, захватив в Германии власть при помощи Сталина и всех его Берман-Юриных? И в то время, как немецких революционных рабочих отправляли в концлагерь, сталинские аппаратчики, в том числе Берман-Юрин, Фриц Давид и все прочие уезжали в Москву.
*2 См. стр. 15.
*3 Тем не менее в приговоре говорится, что "Н. Лурье пытался (?) произвести покушение на жизнь т.т. Кагановича и Орджоникидзе". Тот же Натан Лурье в приговоре обвиняется в том, что он подготовлял покушение и на Сталина. В судебных отчета о покушении Н. Лурье на Сталина -- ни слова!
*4 Председатель суда, в течении всего процесса не делает попыток выяснить противоречия, вызвать упомянутых в деле людей в суд и т. д., и т. д. Но он внезапно проявляет огромный интерес к вопросу о том, какой именно револьвер был у Н. Лурье: браунинг? Какой? Средний? Жалкое комедианство!
*5 Мы оставляем в стороне один, совершенно уж анекдотический, случай. "Террорист" Яковлев, который наряду с Сафоновой, был единственным свидетелем на процессе (почему свидетелями, а не подсудимыми -- непонятно), показал, что Каменев поручил ему организовать террористическую группу... в Академии Наук!
*6 Об этом приеме показала Сафонова, заявив, что "Мрачковский, рассказывал нам (Сафоновой и И. Н. Смирнову) о беседе со Сталиным... заявил, что единственный выход это убить Сталина". Если все это не выдумано с начала до конца (И. Н. Смирнов начисто отрицает рассказ Сафоновой), то вероятнее всего дело происходило так: Мрачковский, вернувшись с приема у Сталина, крайне разочарованный этим приемом -- в этом нет ничего удивительного -- крепко ругал Сталина. Отсюда Сафонова, задним числом, "обосновала" обвинение в терроре. Разумеется, это только гипотеза.