В области советского хозяйства поворот, по своим тенденциям, не менее глубок. Плановое начало обнаружило свою силу. Но вместе с тем оно обнаружило и границу своей применимости. Априорный хозяйственный план вообще, тем более -- в отсталой стране со 170 миллионами населения, с глубоким противоречием между городом и деревней, есть не военный приказ, а рабочая гипотеза, которая подлежит тщательной проверке и перестройке в процессе исполнения. Для регулирования плана должны служить два рычага, финансовый и политический: устойчивая денежная система и активный отклик заинтересованных групп населения на несообразности и прорехи плана. Но политическая самодеятельность населения подавлена. Необходимость устойчивой валюты Сталин об'явил на последнем с'езде партии "буржуазным предрассудком". Этот счастливый афоризм пришлось пересмотреть, как и другой, не менее знаменитый -- о "близнецах", фашизме и социалдемократии.
Давно ли тот же Сталин обещал отправить нэп, т.-е. рынок, "к чорту"? Давно ли вся пресса трубила об окончательной замене купли-продажи "непосредственным социалистическим распределением"? Внешним знаком этого "распределения" об'являлась продовольственная карточка. Сами советские деньги должны были, согласно этой теории, превратиться уже к концу второй пятилетки в простые потребительские карточки, вроде театральных или трамвайных билетов. Да и место ли, в самом деле, деньгам в социалистическом обществе, где нет ни классов, ни социальных противоречий, где продукты распределяются по заготовительному плану?
Но все эти обещания тем более меркли, чем более вторая пятилетка близилась к концу. Бюрократии приходится ныне обращаться "к чорту" с покорнейшей просьбой вернуть сданный ему на хранение рынок. Правда, торговля должна, по замыслу, осуществляться только через органы государственного аппарата. Будущее покажет, в какой мере удастся выдержать эту систему. Если торгует колхоз, то будет торговать и колхозник. Не легко установить границу, за которой торгующий колхозник превращается в торговца. Рынок имеет свои законы.