Сталинская политика призовых скачек, проводившаяся с колоссальным бюрократическим упорством в течение последних 3-х лет, загнала советскую страну в тупик. Это стало теперь ясно не только той небольшой группе партийцев, которая даже под сталинской палкой еще не отвыкла марксистски мыслить, но и для тех партийных и советских чиновников, которые еще недавно являлись ревностными выразителями сталинской хозяйственной политики и режима. Результатом этой политики явилось производство громаднейших, прогрессивно растущих диспропорций во всех областях хозяйства и вообще во всей жизни страны. Уже некоторые хозяйственники поговаривают, -- между собой и, конечно, шопотом, -- что в течение последних лет бюрократическая палка превратила грандиозный по своему размаху и целям план строительства в расширенное воспроизводство диспропорций.
Если до сих пор эти нарастающие диспропорции являлись все более и более усиливающимся тормазом при осуществлении хозяйственных планов, то в настоящее время они достигли той степени развития, когда ставится под удар весь план социалистического строительства. Громадный недостаток продуктов, особенно продовольственных и сырьевых; сильное расстройство всего аппарата снабжения, -- товаров не хватает, а то, что имеется, отвратительно распределяется; дальнейшее сокращение посевной площади и проедание основного капитала в сельском хозяйстве; бюрократическая лихорадка и перетасовка вместо реальных и трезвых мер для устранения выявившихся прорывов и недостатков -- все это ложится тяжелым бременем на пролетариат, ослабляет его энергию и волю к напряженному социалистическому творчеству, а в малосознательных, особенно недавно вышедших из деревни прослойках его порождает политически опасные настроения.
Конечно, нет нужды подчеркивать, что основной диспропорцией, чрезвычайно обостряющей и усиливающей все остальные, является диспропорция между социалистической промышленностью и сельским хозяйством. А еще недавно для большинства сталинских чиновников проблема о взаимоотношениях между промышленностью и сельским хозяйством считалась уже разрешенной "гениальным" умом и железным кулаком Сталина.
Еще в начале 1931 года один довольно крупный советский чиновник заявил мне:
"Что ты там поешь "смычка", "смычка"! Эта в свое время важная для нас проблема -- уже в прошлом. Великим теоретическим умом и железной волей нашего вождя она уже разрешена по крайней мере на 80%. Мы уже коллективизировали почти половину крестьянских хозяйств. Подожди еще 1 1/2 -- 2 года, -- и все крестьянство в основном будет коллективизировано; кулачество, как класс, будет ликвидировано. Почти все 100% сельского хозяйства будут в социалистическом секторе. Социалистическая промышленность и социалистическое сельское хозяйство будут слиты в один более или менее гармоничный организм. Перед нами будут стоять тогда только вопросы организационный и технический: лучше организовать и насыщать техникой -- особенно земледельческую часть -- единого социалистического сектора. Где у тебя тогда останется вопрос о смычке, т. е. о правильном взаимоотношении социалистической промышленности с индивидуальным мелкобуржуазным сельским хозяйством?!"
Как видите, в бюрократической голове основной вопрос нашей революции разрешался очень просто: в 3 года ликвидировать кулачество, как класс, т. е. разорить его и загнать в тайгу, а огромную массу беднейшего и середняцкого крестьянства коллективизировать в тот же срок административно-бюрократическим способом. И проблема смычки уже разрешена: уже создано "единое более или менее гармоничное социалистическое хозяйство". Так еще недавно рассуждало -- если оно вообще рассуждало -- большинство сталинских чиновников и мелкого, и среднего, и крупного калибров.
Теперь этот, порожденный бюрократической тупостью "оптимизм" растаял, как весенний снег, -- особенно у мелкого и среднего чиновника. По истечении 3-х лет, предназначенных для осуществления в основном сталинского "экономического октября", -- так некоторые ретивые "теоретики" сталинизма окрестили политику "ликвидации кулачества, как класса, и сплошной коллективизации", -- эти заманчивые иллюзии, созданные бюрократическим тупоумием, разлетелись в пух и прах.
Правда, при помощи всевозможных мер экономического нажима, усиленных административной палкой, около 70% всех крестьянских хозяйств уже коллективизировано. Но эта мера, проведенная в порядке всесоюзного конкурса -- соревнования областных и краевых органов власти, дала пока чрезвычайно печальный результат.
Из огромной массы чисто административно коллективизированных хозяйств только 15 -- 20% можно считать более или менее организованными хозяйствами, т. е. хозяйствами, которые по своей производственной организации, технике и уровню производительности труда стоят хоть немного выше среднего уровня тех индивидуальных хозяйств, из которых они были образованы. Остальная масса находится в хаотическом и полухаотическом состоянии; производительность труда в этих хозяйствах ниже среднего уровня производительности труда индивидуального крестьянского хозяйства; мало того -- они постепенно съедают тот скромный инвентарь, который у них еще остался после коллективной лихорадки. В результате сокращение посевной площади и урожайности; как правило, они не сокращаются только в тех коллективах, которые обслуживаются технически и организационно хорошо поставленными машинно-тракторными станциями. Но эти станции пока являются мелкими оазисами в огромной, бюрократически перетасованной пустыне. В увлечении коллективизаторской перетасовкой было уничтожено 35 -- 40% скота. Еще недавно сталинский чиновник смотрел сравнительно легко на этот колоссальный накладной расход "экономического октября". Он и на этот случай создал успокаивающие его иллюзии.
Когда я спросил члена коллегии Союзного Наркомзема Х., -- человека не глупого и более или менее опытного в сельскохозяйственных вопросах, -- учитывает ли Коллегия Наркомзема неизбежные тяжелые последствия от огромной гибели скота в результате коллективизации под административной палкой, -- он мне ответил следующее:
"Конечно, Коллегию очень беспокоит этот вопрос; но в результате анализа мы пришли к успокоительным результатам. Наши вычисления показали, что в ближайший год тракторами мы, конечно, не сможем покрыть громадный урон в тягловой силе; мы не сможем также покрыть урон в молочном скоте купленным за границей племенным скотом. На это мы не имеем достаточно средств. Но все же, отрицательные явления, вызванные поспешной коллективизацией, нас мало волнуют. Наши вычисления показали, что коллективизированная крестьянская лошадка даст по крайней мере 30% увеличения коэфициента использования, по отношению к индивидуальному хозяйству, а коллективизированная крестьянская коровка -- при несомненно лучшем уходе, в коллективе -- даст не меньший прирост коэфициента молочности. Вот этот прирост коэфициента производительности в коллективе, стоящем по своей социально-технической структуре выше индивидуального крестьянского хозяйства, покрывает сполна урон от поспешной сплошной коллективизации. Этот момент вы, критики и сомневающиеся, забываете, и в этом -- ваш оппортунизм".
Такими иллюзиями успокаивала себя Коллегия Наркомзема. В основе этих иллюзий лежали: преступно легкомысленный подход к разрешению важнейших проблем сельского хозяйства и яковлевская статистика, стоящая по качеству не выше ларинской. Одну мелочь позабыли мудрецы из Наркомзема в этой успокоительной концепции; они позабыли, что этот коэфициент прироста превращается из статистической величины в реальную только при том условии, если крестьянская лошадка или коровка попадает в коллектив, действительно стоящий по своему производственно-организационному и техническому уровню выше крестьянского хозяйства, обеспечивающий эту скотину лучшими кормами, лучшим уходом и лучшей организацией использования. А этого нет в 80% коллективов, несмотря на вложенные в них колоссальные средства и огромнейшие усилия. Поэтому чудовищный урон в скоте, понесенный нашим сельским хозяйством в результате политики "поспешной сплошной..." до сих пор ничем не покрыт. Он явился одним из сильнейших отрицательных факторов, обуславливающих сокращение посевной площади, организацию продовольственно-сырьевого рынка и, как следствие этого, -- значительное уменьшение предпосылок для проведения всего плана социалистического строительства.
-- Мужик подвел! -- в последнее время эта фраза часто срывается с уст вздыхающего чиновника. Этой фразой он стремится оправдать неудачу политики руководства. Колоссальные продовольственные затруднения, сокращение посевной площади и поголовья скота, падение урожайности, большая текучесть рабочей силы как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, проедание основных фондов в большинстве коллективов -- все эти явления вызваны не ложной политикой, а тем, что мужик не желает работать в социалистическом секторе... Мужик подвел руководство, он подвел партию.
Если бы мы из этого рассуждения сталинского чиновника делали вывод, что причиной бюрократического увлечения сплошной коллективизацией и ликвидацией кулачества, как класса, явилась переоценка крестьянина, как участника социалистического строительства, то это было бы неверно. Сталин и его чиновники скорее недооценивали, чем переоценивали крестьянина, особенно бедняка. Но они чудовищно переоценивали роль административных мероприятий в процессе реконструкции деревни. Бюрократ твердо верил во всемогущество административной палки, он верил, что при ее помощи можно не только отсечь или принудить к капитуляции оппозиционеров, но и сравнительно легко превратить "мужика" из мелкого буржуа в сознательного производителя в хозяйстве.
-- Мужик обычно не хочет идти в коллектив, он упирается; но мы его скрутим и заставим работать в коллективе! -- в этой часто повторяющейся фразе выражена вся узколобая мудрость сталинского чиновника.
Но "мужик" оказался упрямее и устойчивее Радека и Пятакова. Под угрозой палки он не "прозрел", не понял целесообразности коллективизации, а скорее был сбит с толку. Поэтому он потерял стимул к работе: он плохо сеет, еще хуже убирает; при первой возможности он "утекает" из колхоза.
Я не хочу сказать, что все коллективизированное крестьянство находится в таком положении. Нет, имеется здоровая прослойка -- 15 -- 20%, -- ведущая отчаянную борьбу за новые формы хозяйства.
За эту прослойку необходимо "уцепиться" в дальнейшей работе по реконструкции сельского хозяйства. Ее нужно снабжать необходимыми средствами и организаторскими силами, под нее необходимо подвести хорошую техническую базу. Укрепив эту здоровую прослойку и перестроив ряды и в партийной организации и на всем хозяйственном фронте, можно будет более твердым шагом идти дальше по пути реконструкции сельского хозяйства на плановых началах.
К сожалению, необходимо констатировать, что, несмотря на величайшие бедствия, угрожающие пролетарской стране, высшая сталинская бюрократия осталась верна себе. Последний пленум ЦК и новые исключения из партии (Зиновьева, Каменева и др.) показывают, что она решила идти дальше наобум. Пленум подтвердил абсолютную правильность линии руководства. Причину провалов, при выполнении хозяйственных планов, расстройства товарно-денежного оборота и все нарастающих колоссальных затруднений он усмотрел в плохом исполнении директив и планов. Виноваты исполнители, местные работники, а не руководство и неправильная линия. О необходимости изменения режима, при котором и здоровая идея, правильная директива при осуществлении принимают чудовищно искаженные формы, при котором окончательно задушена партийная мысль, -- ни слова.
Ответом на растущее недовольство партийных низов и "середняцкой" прослойки аппарата являются новые исключения из партии, новые аресты и высылки большевиков...
Естественно, что при таком глубоком кризисном положении в партии и стране особенно огромное значение приобретает роль оппозиционеров-ленинцев, во время сигнализирующих опасность и указывающих на единственно правильный путь выхода из тупика.
Тонов.
Москва, начало октября 1932 г.