В мае 1926 года Пилсудский произвел в Польше свой переворот. Характер этого спасительного акта казался настолько загадочным, что руководство коммунистической партии, в лице Варского и других, призвало пролетариат на улицу поддержать восстание маршала. Сейчас этот факт кажется совершенно невероятным. Но он глубоко уходил корнями во всю тогдашнюю политику Коминтерна. Борьба за крестьянство превращена была эпигонами в политику растворения пролетариата в мелкой буржуазии. В Китае компартия входила в Гоминдан и покорно подчинялась его дисциплине. Для всех стран Востока Сталин выдвинул лозунг "рабоче-крестьянской партии". В Советском Союзе шла борьба против "сверхиндустриализаторов" (левой оппозиции) во имя сохранения хороших отношений с кулаком. В руководящих кругах русской партии довольно откровенно рассуждали на тему о том, не пора ли от пролетарской диктатуры вернуться к формуле 1905 года: "демократическая диктатура пролетариата и крестьянства". Осужденная всем развитием и раз на всегда отброшенная Лениным в 1917 году эта формула превращена была эпигонами в высший критерий. Под углом зрения "демократической диктатуры" Кошева пересматривала наследство Розы Люксембург. Варский, после известного периода колебаний, тем старательнее отбивал шаг под команду Мануильского. В этих условиях разразился переворот Пилсудского. Центральный комитет польской компартии до смерти боялся обнаружить "недооценку крестьянства". Боже упаси: ведь он твердо усвоил уроки борьбы с "троцкизмом"! И марксисты из ЦК призвали рабочих на поддержку почти-"демократической диктатуры" реакционного солдафона.
Пилсудский очень скоро внес поправку действием в теорию эпигонства. Уже в начале июля Коминтерну пришлось заняться в Москве рассмотрением вопроса об "ошибке" польской компартии. Докладчиком в специальной комиссии выступал Варский, в порядке информации и "самокритики": ему заранее было обещано полное помилование -- при условии, если он добровольно возьмет на себя ответственность за содеянное, выгородив московских вождей! Варский сделал, что мог. Покаявшись в "ошибке" и пообещав исправиться, он оказался, однако, совершенно бессилен вскрыть принципиальные корни своих злоключений. Дебаты в целом носили чрезвычайно хаотический, путаный и, в значительной мере, недобросовестный характер: ведь самая цель их состояла в том, чтоб вымыть шубу, не замочив шерсти.
В пределах предоставленных мне десяти минут я попытался дать оценку переворота Пилсудского, в связи с общей исторической функцией фашизма, и тем самым вскрыть корни "ошибки" руководства польской компартии. Протоколы комиссии не были опубликованы. Это не помешало, разумеется, тому, что против моей ненапечатанной речи велась полемика на всех языках. Отголоски этой полемики не отзвучали еще и сегодня. Найдя недавно в архиве стенограмму своей речи, я пришел к выводу, что опубликование ее -- особенно в свете нынешних событий в Германии, -- может представить известный политический интерес и сейчас. Политические направления должны проверяться на разных этапах исторического развития: только так можно правильно оценить их действительное содержание и внутреннюю силу их последовательности.
Разумеется, от речи, сказанной 6 лет тому назад в специальной комиссии, в пределах 10-ти минут, нельзя требовать больше того, что она могла дать. Если эти строки дойдут до польских товарищей, для которых они и предназначены, то, в качестве наиболее осведомленных читателей, они сами дополнят то, что у меня не досказано, и исправят то, что сказано не точно.
Переворот Пилсудского оценивается в моей речи, как "превентивный" (предупредительный) переворот. Эту характеристику можно в известном смысле поддержать и сейчас. Именно потому, что революционная ситуация не достигала в Польше такой зрелости, как в 1920 г. в Италии, а затем в Германии, в 1923 и в 1931-32 годах, фашистская реакция не получила в Польше такой напряженности и глубины. Этим объясняется, почему Пилсудский в течение 6-ти лет так и не довел свою работу до конца.
В связи с "превентивным" характером переворота в речи выражалась надежда на то, что царствование Пилсудского не будет столь длительным, как царствованье Муссолини. К несчастью, оба они оказались более длительными, чем все мы надеялись в 1926 году. Причина этого не только в объективных условиях, но и в политике Коминтерна. Основные пороки этой политики, как увидит читатель, указаны в речи, правда, в очень осторожной форме: не нужно забывать, что мне пришлось выступать, как члену ЦК ВКП, связанному дисциплиной.
Нельзя отрицать, что первоначальная роль ППС по отношению к пилсудчине давала довольно эффектную точку опоры для теории "социал-фашизма". Дальнейшие годы и здесь внесли, однако, необходимую поправку, вскрыв противоречие между демократической и фашистской агентурой буржуазии. Кто считает это противоречие абсолютным, тот неизбежно свернет на путь оппортунизма. Кто игнорирует это противоречие, тот обречен на ультра-левые фокусы и на революционное бессилие. Кому еще нужны доказательства, пусть повернет глаза в сторону Германии.
Л. Троцкий.
Принкипо, 4-го августа 1932 г.