Для нас никогда не было никаких сомнений в том, что рано или поздно оппортунистическая политика должна привести к острому кризису революции. Не сомневаясь также в тех конечных результатах, к которым эта политика должна привести, мы не представляли себе ясно той конкретной формы, в которой проявится этот кризис. Теперь, когда мы можем почти осязать результаты всей предшествовавшей политики, когда мы можем вложить пальцы в открытые раны революции, эти результаты обнаружились перед нами в трагически простой форме: в форме отсутствия реальных ресурсов для осуществления такого темпа индустриализации, который давал бы выход из кризиса. Надо прямо сказать, что эта простая истина многими из нас прощупывалась уже довольно давно, но мы боялись сформулировать ее во всей ее неприглядности, пока у нас оставались еще некоторые сомнения, пока она не обнаружилась с полной бесспорностью. И эту истину не скрыть тем, что она маскируется созданием фиктивных ресурсов для формального балансирования авантюристически-фантастических планов. Центристы и сами, быть может, не заметили, как они стали вертеться в заколдованном кругу этих фиктивных бумажных ресурсов. А потеряв реальную базу, они стали напоминать знаменитую собаку, которая, все ускоряя свой бег по кругу, надеялась поймать свой собственный хвост. Но чем быстрее двигалась голова, тем быстрее ускользал от нее хвост. Сегодня прибавляют программу по углю и железу, чтоб иметь возможность выполнить программу по машиностроению; завтра приходится расширять программу по машиностроению, чтобы иметь возможность выполнить расширенную программу по углю и железу; а потом опять приходится увеличивать программу по углю и железу, чтоб обеспечить новую программу машиностроения. А посреди этого круговорота вдруг оказывается, что транспорт не в состоянии будет справиться с вытекающими для него отсюда задачами, если он не получит соответствующего количества изделий металлургии -- тогда опять увеличивается программа по углю и железу, и круговорот начинается сначала. Отсюда дутые темпы, дутые цифры, дутые планы, которые разлетаются при первом соприкосновении с действительностью. И вот, когда в этих условиях появляются товарищи, которые, совершенно не понимая сущности происходящего, толкуют о "перевооружении" оппозиции, о том, что она, мол, раньше была за высокие темпы, а теперь, когда Сталин взял наконец эти высокие темпы, она из голого чувства противоречия выступает против них. Этих товарищей надо просто ткнуть носом в действительность, показать, что эти высокие темпы существуют лишь на бумаге, в книгах, в статьях, в планах, что любое продвижение вперед на каком-нибудь одном участке достигается за счет нарушения всех пропорций, за счет создания колоссальных прорывов на других участках, за счет создания громадных новых диспропорций. Надо объяснить этим товарищам, что нашим оружием является не раз навсегда застывшая формула, а марксистский метод, при помощи которого мы на каждом этапе создаем те формулы, какие для данного этапа пригодны. То, что некоторые наши товарищи принимают за перевооружение оппозиции, есть на самом деле резкое изменение всей обстановки. Все вопросы стали теперь по иному -- в этом Сталин прав. Ему только не дано понять, как именно они стали и почему они так стали, а если бы он и смог понять, то все равно не мог бы сказать. Мы же никогда страусовой политики не придерживались. Как бы ни была жестока действительность, от нее не спастись нежеланием ее замечать. А действительность подсказывает ту самую простую истину, которую я выше изложил. Совершенно естественно здесь возникает вопрос: в какой мере, в таком случае, повинна политика Сталина? Уверены ли мы, что реальных ресурсов хватило бы, если бы к индустриализации приступили раньше, когда мы этого требовали и на основе тех методов, какие мы предлагали? Смотря для чего. Если для того, чтоб обеспечить построение полного социализма -- то нет. Если для того, чтобы укрепить базу диктатуры, отсрочить взрыв социальных противоречий, оттянуть резкое обострение кризиса -- то да. Мы можем это сказать с полным правом потому, что для нас совершенно ясны те пути, по которым оппортунистическая политика ослабила базу диктатуры, ускорила взрыв социальных отношений, приблизила сроки кризиса. Уже тогда, когда центристы приступили к индустриализации, неизбежно была частичная расплата за запоздание, за то, что в течение ряда лет промышленность не только не накопляла, но разбазаривала свои средства, но вытекавшие из этого запоздания трудности могли бы быть, хотя и в течение более длительного срока, преодолены на основе правильной политики. Ультра-левая авантюра ("призовые скачки") быстро исчерпала эти возможности, нарушила все народно-хозяйственные пропорции, углубила все прорывы. А вторая сторона этой авантюристической политики -- политики сплошной коллективизации и ликвидации кулака -- подорвала производительные силы деревни, завершила подготовленный всей предыдущей политикой острый конфликт с деревней, завершив на этом пути наше выключение из системы международного разделения труда, ибо только через сельскохозяйственный экспорт мы можем на протяжении ближайшего времени быть по-настоящему включены в эту систему. Те методы, при помощи которых центризм пытается теперь восполнить эти прорывы, а также те методы, при помощи которых он пытается теперь включиться в систему международного разделения труда на основе займов, только углубляют прорывы и диспропорции и только туже стягивают петлю на шее революции. Мы вступаем в целую эпоху (о длительности ее можно лишь гадать), которая будет проходить под знаком расплаты за все прошлое. Как жалки в свете этого разговоры о том, что "оппозиция требует отказа от индустриализации". Мы требуем лишь одного. Мы требуем, чтобы прямо посмотрели действительности в глаза, чтобы сегодня же было признано и сделано то, что завтра может оказаться поздно. Когда армия оказывается накануне разгрома и начинает стихийно откатываться назад, то смешно говорить, что люди, пытающиеся ввести это отступление в организованные рамки, предотвратить неизбежную панику и сохранить максимум того, что можно сохранить, -- смешно говорить, что эти люди требуют отступления. Какая же -- спрашивают -- разница между нами и правыми: ведь и они в конечном счете за отступление? Продолжая эту военную аналогию, можно сказать, что разница между нами и правыми есть разница между отступающей в порядке армией и бегущими с поля битвы дезертирами. Известное формальное, внешнее сходство получается здесь потому, что и отступающая армия и дезертиры до известного момента движутся в одном направлении. Но именно благодаря наличию этого внешнего сходства с правыми, мы не должны ограничиваться просто повторением того, что надо отступать. Мы проводим четкую грань между нами и ими тем, что мы ясно и отчетливо формулируем, в чем это отступление должно выразиться, какова цель отступления, как и на какие позиции мы отступаем. В чем это отступление должно выразиться, -- вытекает из самой сущности сформулированного выше положения. Совершенно бесспорно, что длительное существование на основе падающих или даже стабильных производительных сил невозможно. Поэтому мы, естественно, всегда выдвигаем задачу их повышения. Но так как наше хозяйство двойственное и развитие производительных сил в нем возможно в двух направлениях, то в том случае, когда общий баланс роста производительных сил возможен только в неблагоприятном для пролетариата направлении, приходится задачу повышения производительных сил подчинить более общей задаче спасения диктатуры. Так было в период военного коммунизма. Так обстоит дело теперь: в силу всей предшествовавшей политики мы не можем взять такого темпа развития государственного сектора хозяйства, который, обеспечивал бы нам перевес на основе общего роста производительных сил страны. Поэтому первый вывод заключается в том, что неизбежное теперь отступление должно быть отступлением в области производительных сил. Это, кстати сказать, лишь другая и более точная формулировка того положения, которое я (одновременно с т. Л. Д.) выставил в своей апрельской статье и которое гласило, что "выход из положения не может быть найден на чисто-экономических путях". Возражение того рода, что чисто-экономических путей вообще нет, и что можно говорить лишь о проценте, относится к несерьезным возражениям, основанным на совсем не-диалектической попытке свести качественное различие с количественным. Чисто экономический путь укрепления базы диктатуры означает в наших условиях укрепление ее на основе индустриализации. Но раз на данном этапе нужный для этого темп индустриализации невозможен, раз благодаря попытке изнасиловать хозяйство, созданы все предпосылки для отката назад, создана необходимость отступления, в том числе и по линии индустриализации, -- то это и означает, что на данном этапе нет выхода на чисто экономических путях. Так, по крайней мере, понимаю я эту свою формулировку. Это непосредственно подводит нас к вопросу о том, какие цели мы себе ставим этим отступлением. Ответ на это заключен уже в том, что мы говорили выше: мы отступаем в области производительных сил для спасения диктатуры, для того, чтобы на пониженном уровне постараться добиться такой перегруппировки сил, на основе которой можно будет затем снова перейти в наступление на экономической почве.
Верно, что теперь стали ребром все основные вопросы нашей революции. Верно, что вылезли наружу ее основные противоречия. Но неверно делать отсюда вывод (если этого не могут доказать), что это есть тот последний взрыв противоречий нашей революции, за которым возможна только оборонительная борьба пролетариата, только арьергардные бои. Бесспорно, что попытка предпринять перегруппировку классовых сил на пониженном уровне производительных сил или даже на базе падающих производительных сил (что неизбежно связано с широким использованием методов внеэкономического принуждения), чревата громадными опасностями. Единственной гарантией (хотя и не безусловной) является здесь правильная политика, ясная и точная формулировка целей и методов, четкая классовая линия. Мне думается, что центральная задача оппозиции должна заключаться теперь в том, чтобы исходя из нашей основной стратегической установки и общей оценки положения, разработать минимальную программу конкретных мероприятий для данного этапа, как это было нами в свое время сделано в платформе для того времени. Общая классовая характеристика этой программы ясна; она сводится, по моему, к двум основным моментам: 1) Надо отступить вместе с рабочим классом, а не отталкиваясь от него, как это делают и будут делать центристы. Отсюда исключительная срочность принятия всех мер, чтобы какой угодно ценой*2 в корне изменить материальное и правовое положение рабочего класса. 2) Надо во что бы то ни стало разбить единый фронт деревни, внести в нее классовую борьбу, добиться освобождения бедняка из-под влияния кулака. Гораздо труднее претворить эту общую программу в систему конкретных мероприятий.
Основные мероприятия представляются мне в следующем виде: 1) В области промышленности и государственного хозяйства. Резкое сокращение количества объектов строительства, концентрация работ на наиболее важных стройках при возможном сокращении масштаба отдельных строек. Часть строек придется временно оставить. Связанные с этим потери уже неизбежны. За счет ресурсов, высвобождающихся на почве отказа от фантастических планов, по возможности подтянуть отсталые участки -- транспорт, электрификацию и т. д. 2) В области сельского хозяйства. "Жесткая контрактация кулака" с тем, однако, чтобы не лишить его окончательно стимулов хозяйственной деятельности. Переход к системе продналога в отношении середняка, с тем, чтобы дать ему возможность в некоторой степени распоряжаться своей остальной продукцией или, по крайней мере, видимость такой возможности, срезая накапливающийся жирок. При этих условиях можно будет размер продналога установить на уровне, превышающем нынешней сельско-хозяйственный налог. Основную часть остающейся у него продукции изыскать при помощи промтоваров, продавая ему по повышенной цене. Возможно, что при этих условиях будет иметь смысл увеличить фонд промтоваров за счет ввоза из заграницы в обмен на часть сельско-хозяйственной продукции. Окончательно отказаться (фактически, это уже сделано) от попыток насаждения сплошной коллективизации и ликвидации кулака. Предотвратить разбазаривание средств производства, брошенных в деревню в период "бурного роста колхозов". Сконцентрировать эти средства производства в наиболее жизнеспособных колхозах с преобладанием бедноты, превратить их в материальную базу для организованной в союзы бедноты. 3) В области финансов. Жесткое приведение расходов в соответствие с реальными ресурсами. Резкое сокращение непроизводительных трат. Жесткое сокращение эмиссии. 4) В рабочем вопросе. Из всех отраслей народного хозяйства, в том числе и из государственного хозяйства (но, главным образом, из деревни за счет перераспределения национального дохода) выделить специальные ресурсы для немедленного ощутительного улучшения положения рабочего класса, с одновременным резким изменением его положения на производстве.
Само собой разумеется, что я не думаю, что эту программу может осуществить центризм. Ее осуществление предполагает резкую перестройку всей системы политики, классовую мобилизацию пролетариата и бедноты, реформу партии, смену центристского руководства и все с этим связанное. Само собой разумеется, что никто не гарантирует нам удачи этой программы, ни тем более того, что она может быть легко осуществлена. Больше, чем кто-бы то ни был, я представляю себе те реальные препятствия, которые стоят на пути осуществления этой программы. Поэтому я наперед знаю целый ряд возражений, которые могут быть и будут выставлены. Всем возражающим товарищам я хочу лишь указать, что у нас выбор не между лучшим и худшим выходом, а лишь выбор наилучшего из ряда плохих. И всякий, кто будет возражать против того или другого мероприятия, должен будет указать, какое лучшее мероприятие он предлагает взамен данного. Не следует также думать, что эта программа может быть проведена без потрясений. Это программа острой классовой борьбы внутри деревни, борьбы между бедняцкими и кулацкими и, вероятно, в значительной части и середняцкими слоями деревни. Не следует, наконец, думать, что дело идет здесь о коротких сроках. Это программа -- на годы. Обстановка обостренной классовой борьбы не есть наилучшая почва для расцвета производительных сил, падение которых на первых порах неизбежно. Тем труднее будет и тем больше потребуется времени до тех пор, пока, в случае удачного проведения программы отступления, можно будет перейти в новое наступление.
Х. Раковский.
27. VII. -- 7. VIII. 1930 г.
*1 Так как эти общие выводы примыкают непосредственно к тому, что мне приходилось говорить в предыдущих статьях, от основных мыслей которых у меня нет основания отказываться, то я ограничусь только тем, что мне остается прибавить на основании конкретного анализа положения. Х. Р.
*2 Я сохраняю эту формулировку потому, что она лучше всего отражает категорическую необходимость этого мероприятия. Возражения такого рода, что я могу быть понят так, будто я предлагаю осуществить это, скажем, за счет отказа от монополии внешней торговли, несостоятельны. Всякую формулировку надо брать в общей связи. Х. Р.