Мы узнаем из речи, что выполнение промышленного плана представляет "пеструю картину". Есть отрасли, давшие за пять месяцев превышение на 40% против соответственного периода прошлого года, есть отрасли, выросшие на 20 -- 30% и есть, наконец, отрасли, давшие лишь 6 -- 10% прироста и ниже того. Как бы вскользь Сталин отмечает, что к последней категории относится угольная промышленность и черная металлургия, т. е. подлинная база индустриализации. Каково соотношение разных частей хозяйства между собою? На этот счет ответа нет. Между тем от ответа на этот вопрос зависит судьба пятилетнего плана. При неправильном расчете частей строющийся дом может завалиться на третьем или четвертом этаже. При неправильном планировании и, что еще важнее, при неправильном регулировании плана в процессе его выполнения, кризис может развернуться под самый конец пятилетки и создать непреодолимые затруднения для использования и развития ее несомненных успехов. Между тем тот факт, что тяжелая промышленность вместо 30 -- 40% показала только 6% роста, "а то и меньше того", Сталин перекрывает ничего не говорящей пошленькой фразой: "картина пестрая".
Из той же речи мы узнаем, что "в ряде предприятий и хозяйственных организаций давно уже (!) перестали считать, калькулировать, составлять обоснованные балансы доходов и расходов". Читая эти строки, не веришь глазам: как так? В чем же тогда состоит руководство промышленностью, если ее эффективность не измеряется и не проверяется все более и более точным образом? Мы узнаем далее, что "режим экономии... рационализация производства давно уже (!) вышли из моды". Да взвешивает ли оратор собственные слова? Не звучат ли они каким-то чудовищным поклепом на советское хозяйство и, прежде всего, беспощадным обвинением по адресу его верховного руководства? "Это факт, -- продолжает Сталин, -- что за последнее время себестоимость на целом ряде предприятий стала повышаться". Мы знаем, что означают у Сталина такие словечки, как "кое-где", "на целом ряде предприятий". Это значит, что оратор боится фактов, смазывает и преуменьшает их. Под словами "на целом ряде предприятий" скрывается тяжелая промышленность: давая 6% повышения, вместо 40%, она в то же время гонит вверх себестоимость, подрывая таким образом возможность своего дальнейшего роста. При этом оказывается, вдобавок, что калькуляция заброшена, а рационализация вышла из моды. Не напрашивается ли тревожный вывод, что действительное положение еще более мрачно, чем рисует оратор?
Как же могло это случиться? Почему и как учет и расчет оказались заброшены? Сталин молчит об этом. С какого времени стены хозяйственного плана возводятся не по отвесу, а на глаз? Со свойственной ему точностью Сталин отвечает: "давно уже". Как же руководители не доглядели? Сталин молчит. Мы ответим за него. Калькуляция, которая не была идеальной и ранее, ибо советское государство только начинало учиться производить расчеты в общегосударственном масштабе, оказалась вовсе отброшена с того времени, как бюрократическое руководство подменило марксистский анализ хозяйства и гибкое регулирование голым административным подстегиванием. Коэффициенты роста стали вопросом бюрократического престижа. До калькуляции ли тут? Героем оказывался тот директор или председатель треста, который "выполнил и перевыполнил" план, ограбив бюджет и подложив мину, в виде плохого качества продукции, смежным отраслям хозяйства. Наоборот, хозяйственник, который старался правильно сочетать все элементы производства, но не выгонял священных бюрократических рекордов, попадал сплошь да рядом в разряд штрафных. Теперь мы слышим от Сталина, что в промышленности имеется "бумажная непрерывка", "бумажные успехи", "бумажная", т. е. лживая отчетность. Разве же оппозиция не предупреждала в каждом номере нашего Бюллетеня, что голый административный нажим гораздо скорее способен подогнать под приказы отчетность, чем само производство: казенные цифры гибче стали и угля. Разве не писали мы десятки раз, что Сталин, чем дальше, тем больше ведет пятилетку с потушенными фонарями? Это объявлялось, конечно, контр-революционной клеветой. Все тупицы, все проходимцы кричали о "пораженчестве" левой оппозиции. Но что же значит фраза: "давно уже перестали считать, калькулировать", как не то, что аппаратчики потушили фонари? Если давно, то почему молчал столь долго главный механик? Ведь мы уже два года пишем о потушенных фонарях. Спрашивается: можно ли более ярко, более категорически расписаться в своей несостоятельности? Не ясно ли, что перевод пятилетки на четыре года был актом самого легкомысленного авантюризма?
Основной вывод совершенно точно указан в проекте платформы интернациональной оппозиции. "Административная погоня за "максимальными" темпами должна быть заменена выработкой оптимальных (наиболее выгодных) темпов, обеспечивающих не показное выполнение сегодняшнего приказа, а устойчивый рост хозяйства на основах динамического равновесия, при правильном распределении внутренних средств и широком плановом использовании мирового рынка".