Крушение плебисцитарной дисциплины захватило бы не только партийные, административные, хозяйственные, профессиональные и кооперативные органы, но и Красную армию и ГПУ; при известных условиях взрыв мог бы начаться именно с этого конца. Это одно показывает, что переход власти в руки буржуазии ни в коем случае не мог бы свестись к одному лишь перерождению, но неизбежно должен был бы принять форму открытого насильственного переворота.
В какой политической форме он мог бы произойти? На этот счет можно наметить только основные тенденции. Под термидорианским переворотом левая оппозиция понимала всегда такой сдвиг власти от пролетариата к буржуазии, который, будучи уже по существу решающим, совершается еще в формальных рамках советской системы, под знаменем одной фракции официальной партии против другой. В противовес этому бонапартистский переворот является более открытой, более "зрелой" формой буржуазной контр-революции, совершаемой против советской системы и большевистской партии в целом, в виде обнаженной сабли, поднявшейся во имя буржуазной собственности. Разгром правого крыла партии и его отречение от своей платформы уменьшают шансы первой, переходной, замаскированной, т. е. термидорианской формы переворота. Плебисцитарное перерождение партийного аппарата несомненно увеличивает шансы бонапартистской формы. Однако, термидор и бонапартизм не представляют собою каких-либо непримиримых классовых типов, а являются лишь стадиями развития одного и того же типа, причем живой исторический процесс неистощим в области создания переходных и комбинированных форм. Одно несомненно: если б буржуазия осмелилась поставить вопрос о власти открыто, последний ответ был бы дан взаимопроверкой классовых сил в смертельной схватке.