"В чем заключается основа этого революционного под'ема?" делает Молотов попытку задуматься, и тут же пред'являет плоды своих размышлений: "В основе под'ема не может не лежать нарастание общего кризиса капитализма и обострение основных противоречий капиталистической системы".
Кто не согласен, тот "жалкий либерал". Но где это сказано, что в основе экономических стачек "не может не лежать" кризис? Вместо того, чтобы проанализировать реальную экономическую обстановку и найти на ее основе правильное место для нынешнего стачечного движения, Молотов идет методом от обратного: насчитав полдюжины стачек, он умозаключает о "нарастании" капиталистического кризиса и -- попадает пальцем в небо.
Под'ем стачечного движения в ряде стран вызван, как мы уже знаем, улучшением экономической кон'юнктуры в течение последних двух лет. Прежде всего это относится к Франции. Правда, промышленное оживление, далеко не общее для всей Европы, оставалось до сих пор и во Франции очень сдержанным, причем завтрашний день его совсем не обеспечен. Но для жизни пролетариата не проходит бесследно даже небольшой поворот кон'юнктуры в ту или другую сторону. Если с заводов продолжают еженедельно увольнять рабочих, то у работающих будет совсем не то самочувствие, какое порождается у них привлечением новых рабочих, хотя бы и в ограниченном числе. Не меньшее влияние кон'юнктура оказывает и на правящие классы. В период торгово-промышленного оживления, питающего всегда надежды на еще большее оживление в дальнейшем, капиталисты склонны к смягчению международных противоречий, именно для того, чтоб обеспечить развитие благоприятной кон'юнктуры. Это и есть "дух Локарно и Женевы".
В недавнем прошлом мы имели грандиозную иллюстрацию взаимодействия кон'юнктурных факторов и основных.
1896 -- 1913 г.г. были, с небольшим перерывом, годами бурного торгово-промышленного под'ема. В 1913 году он сменился депрессией, которая явно для всех посвященных открывала длительный и затяжной кризис. Угрожающий перелом кон'юнктуры, после периода небывалого расцвета, породил крайне нервное настроение господствующих классов и послужил непосредственным толчком к войне. Конечно, империалистская война выросла из основных противоречий капитализма. Это общее место известно даже Молотову. Но на пути к войне был целый ряд этапов, когда противоречия то обострялись, то смягчались. То же самое относится и к классовой борьбе рабочих.
В довоенную эпоху, как основные, так и кон'юнктурные процессы развивались гораздо планомернее, чем в нынешнюю эпоху резких поворотов и крутых переломов, когда второстепенные сравнительно колебания в экономике порождают огромные скачки в политике. Но отсюда вытекает вовсе не то, что можно закрыть глаза на реальный ход развития и повторять три заклинания: "противоречия обостряются", "рабочие массы левеют", "война приближается" -- с каждым днем, с каждым днем, с каждым днем... Если стратегическая наша линия определяется неизбежностью в последнем счете роста противоречий и революционной радикализации масс, то тактика наша, служащая этой стратегии, исходит из реальной оценки каждого периода, каждого этапа, каждого момента, который может характеризоваться и временным смягчением противоречий, поправением масс, изменением соотношения сил в пользу буржуазии, и проч. Если-бы массы непрерывно левели, то руководить ими мог бы каждый дурак. К счастью или несчастью дело обстоит сложнее, особенно в нынешней неустойчивой, шаткой, "капризной" обстановке.
Так называемая генеральная линию есть фраза, если не сочетать ее с каждым очередным изломом национальных и международных условий. Как же поступает руководство Коминтерна? Вместо того, чтобы оценивать обстановку во всей ее конкретности, оно на каждом новом этапе расшибает себе лоб и затем дает удовлетворение массам за свое очередное поражение сменой и даже исключением дежурных центральных комитетов национальных секций. Мы настойчиво советуем Кашенам и Монмуссо, Тельманам и всем Реммеле заранее подготовиться к роли очистительных жертв за теорию и практику третьего периода. Это произойдет тогда, когда Сталину придется поправлять Молотова -- разумеется, задним числом.