"Западно-европейское бюро Коммунистического Интернационала" призвало рабочих всего мира выступить на улицы в день 1-го августа. Эта демонстрация назначена, как ответ на кровавую расправу германской социал-демократии над авангардом берлинских рабочих. Что историческое преступление, совершенное в день 1-го мая не может оставаться и не останется не отомщенным, в этом для революционеров сомнений нет. Весь вопрос только в том, когда и как можно отомстить социал-демократии и ее буржуазному хозяину за кровавую расправу над первомайской манифестацией рабочих. Тот путь, который избрал Коминтерн, является ложным в корне. Это -- прямая подготовка нового поражения.
Первомайская манифестация является традиционной манифестацией пролетариата, которая заранее и раз навсегда приурочена к определенному дню календаря, независимо от хода интернациональной и национальной жизни пролетариата. Но вся история первомайского празднования показывает, что оно никогда не возвышалось над реальным ходом рабочего движения, а целиком определялось этим ходом и подчинялось ему. В партиях, ведших мирную реформистскую работу, оно с первых же лет превратилось в мирную манифестацию, утратив уже до войны революционные черты. В странах, где велась энергичная борьба за всеобщее избирательное право, первомайское празднование превращалось в составную часть этой борьбы. В России первомайский праздник слился с революционной борьбой против царизма и, начиная с 1905 года разделял все ее этапы: от бурного под'ема до полного упадка. То же самое мы наблюдали в Германии после войны.
Первомайское празднование в нынешнем году естественно отражало те процессы, которые нашли за последнее время свое выражение в жизни профессиональных союзов в муниципальных и парламентских выборах, особенно в Англии и в Бельгии, и во многих других более мелких проявлениях жизни рабочего класса. Политическая стабилизация буржуазии нашла за последние шесть лет главную свою поддержку вне политики Коминтерна, которая обеспечила поражение пролетариата в Германии, в Китае, в Англии, в Польше, в Болгарии, ослабление его позиций в ССР, последовательный распад Коминтерна и новый под'ем социал-демократии. Политическая стабилизация буржуазии явилась необходимой предпосылкой ее экономической стабилизации, которая, в свою очередь, ослабляла возможности непосредственного революционного действия.
В наиболее своем концетрированном виде вся эта обстановка предстала перед нами на днях в Англии, где пролетариат всего лишь три года тому назад проходил через революционную всеобщую стачку. В стране, где капитализм переживает великий кризис упадка, где все руководящие рабочие организации успели запятнать себя неслыханной изменой, компартия на выборах оказалась совершенно ничтожной величиной. В течение ряда лет Коминтерн и Профинтерн заявляли на весь мир, что в движении революционного меньшинства профсоюзов участвует около миллиона рабочих, идущих за коммунистическим знаменем. Безработные вместе со взрослыми членами семьи, дают, во всяком случае, свыше двух миллионов избирателей. Немногим меньше дают углекопы, прошедшие через великую стачку и вынужденные работать на ухудшенных условиях. Казалось бы, по крайней мере, из этих четырех-пяти миллионов значительная доля должна была прийтись на коммунистическую партию. И что же? Выставив 27 кандидатур в наиболее для нее благоприятных округах, коммунистическая партия собрала всего на всего 50.000 голосов. Этот ужасающий крах является прямой и непосредственной расплатой за гибельную политику Коминтерна в вопросе об англо-русском комитете, т. е. в центральном вопросе политики Коминтерна в Англии в течение последних лет.
Недавние выборы в Англии вскрыли несомненное полевение рабочих масс. Но это полевение, т. е. отход миллионов рабочих от буржуазии, имеет на данной стадии явно реформистски-пацифистский характер, который, к тому же, особенно резко подчеркнут поражением британской компартии. Трудно себе представить большие издевательства, чем те, какие Коминтерн проделал над британским коммунизмом. В течении нескольких лет британскую компартию заставляли стоять назапятках у Перселя и поддерживать революционный венок над головою Кука. Московское руководство в течение года оставалось в союзе с прямыми штрейкбрехерами Генерального Совета. Компартия политически в этих условиях не существовала. Революционное меньшинство профсоюзов оставалось идейно беспомощным, и Коминтерн всей своей политикой помог Томасу и Перселю разбить, обескуражить и рассосать это меньшинство. После всего этого, британская компартия получила приказ совершить немедленный поворот на 180 гр. В результате она должна была лишь убедиться, что рабочий ее просто не знает, в качестве самостоятельной революционной партии.
Германская компартия несравненно сильнее других партий, имеет более серьезные традиции, более боевые кадры. Но в 1928 году немецкий рабочий класс только начал выходить из паралича, которому он в огромной своей части подвергся после катастрофы 1923 года. Отдавая девять миллионов голосов социал-демократии, немецкие рабочие говорят тем самым, что они хотят снова попробовать счастья на мирном пути реформ.
В Китае компартия сейчас насчитывает три-четыре тысячи человек, а не те сто тысяч, которые столь легкомысленно назывались на VI-м конгрессе чиновниками Коминтерна. Но и эта маленькая партия находится в состоянии дальнейшего распада Руководство Сталина, сочетавшее оппортунизм с авантюризмом, зарезало китайскую революцию на годы и с нею вместе молодую китайскую компартию. Если центральный комитет французской компартии обещает, что в день 1-го августа пролетарские колонны выступят в Шанхае так же, как и в Париже, то это предсказание надо отнести к области дешевой риторики. Увы, все говорят за то, что колонны не выступят не только в Шанхае, но и в Париже. Французская коммунистическая партия, как и ее бледная тень, Унитарная Федерация Труда, отнюдь не увеличили своего влияния за последнее время. Нет ни малейшей надежды на то, что 1-ое августа пройдет во Франции сколько-нибудь революционее, чем прошло 1-ое мая. Семары и Монмуссо берутся за все, обещают все, чтобы не сделать ничего.
Или, может быть, исход бельгийских выборов дает основание надеяться на выступление рабочих Брюсселя и Антверпена по призыву Жакмотта?
Не будем останавливаться на других партиях Коминтерна. Все они обнаруживают одни и те же черты: упадок влияния, ослабление организации, идейное дробление, уменьшение доверия масс к призывам партии.
Одной из наиболее могущественных секций Коминтерна считалась чехо-словацкая партия. Но первая же ее попытка назначить в прошлом году "красный день" обнаружила ужасающий застойный реформизм партии, отравленной духом Шмераля и ему подобных. В результате голого приказа сверху -- стать революционной в 24 часа -- чехословацкая партия стала просто рассыпаться.
Нам говорили в период VI-го конгресса, что положение в Германии ставит в порядок дня революцию. Тельман прямо заявлял: "Положение становится все более революционным". Но эта оценка была в корне ложна. В письме, посланном т. Троцким VI-му конгрессу от имени оппозиции ("Что же дальше?) разобрана была официальная оценка положения со всей подробностью и сделано было год тому назад отчетливое предостережение против гибельных авантюристских выводов, которые в этой оценке были заложены. Оппозиция не отрицала симптомов полевения немецких рабочих масс. Наоборот, и для нас это "полевение" нашло себе бесспорное выражение во время последних выборов в рейхстаг. Но весь вопрос в оценке стадии этого полевения.. Мы имели в Германии одновременный рост социал-демократии и компартий. Это несомненно означало отлив широких рабочих кругов от буржуазных партий. Но главное течение направлялось еще по руслу социал-демократии. В этих условиях было недопустимым легкомыслием говорить, что "положение становится более революционным". Социал-демократия не есть партия революции. Герман, Мюллер и Цергибель напомнили об этом снова всему миру в день первого мая.
Надо уметь правильно понять, что значит в нынешних условиях рост социал-демократии. После испытаний войны и поражения германского милитаризма, после революционных восстаний и жестоких поражений пролетариата, широкие массы рабочих, новые поколения их, испытывают потребность снова пройти через школу реформизма. В нынешнюю эпоху, когда все процессы совершаются быстрее, эта школа будет длиться не десятилетия, как довоенная школа германской социал-демократии, а вероятнее всего, немногие годы. Но именно через этот период проходит германский, да и весь европейский рабочий класс. Возникновение самостоятельной фракции Брандлера является маленьким и побочным симптомом того же самого процесса. Переход рабочих от буржуазии к социал-демократии свидетельствует о том, что массы "левеют". Но и это левение имеет пока еще чисто-пацифистский, реформистский и национальный характер. Дальнейшая судьба этого процесса зависит от целого ряда внутренних и международных причин, в значительной мере и от нашей собственной политики, от нашего уменья понять сущность происходящего процесса, от нашей способности различить его последовательные стадии.
Реформистское полевение начнет сменяться революционным с того момента, когда массы начнут все более широким потоком переходить от социал-демократии -- к компартии. Но этого еще нет. Отдельные эпизодические явления не в счет. Надо брать процесс в целом. Когда Тельман, вслед за Сталиным и другими руководителями Коминтерна говорил в июле 1928 года "положение становится все более революционным", то он только обнаружил полную неспособность понять диалектику того процесса, который происходит в рабочем классе.
Германская компартия получила на прошлогодних выборах три миллиона двести тысяч голосов. После поражения 23-го года, т. е. после краха брандлеризма, и после ужасающих ошибок ультра-левых в 24-25 г.г. такой результат был в высшей степени значителен и многообещающ. Но он ни в каком случае не был еще симптомом революционной обстановки. Девять миллионов тяготеют над 3.200.000. Это обнаружилось уже во время "панцырной" кампании, которая полностью опровергла базарную болтовню Тельмана о том, будто положение становится "все более революционным".
Рабочие массы, прежде всего их новые поколения, проходят сейчас через ускоренные повторные курсы реформизма. Это основной факт. Отсюда ни в каком случае не вытекает, конечно, смягчение нашего отношения к социал-демократии, или к правой оппозиции (Бухарин -- Брандлер и К-о). Но наши собственные тактические задачи должны исходить прежде всего из правильного понимания того, что происходит. Первомайский праздник 1929 года не мог выскочить из политической обстановки. Он не мог помочь компартии стать на 24 часа сильнее, чем она есть. Первое мая могло быть только эпизодом в процессе пока еще пацифистского и реформистского "полевения" масс. Попытка подпрыгнуть на 24 часа под небеса, строго по календарю вытекала из ложной оценки процессов, происходящих в массах, и не могла не привести к поражению, в котором были несомненно элементы авантюры. На просчетах революционного авантюризма всегда наживаются оппортунисты, в данном случае социал-демократы и, отчасти, брандлерианцы, которые представляют собою более опрятное, более честное, более свежее издание "революционной" социал-демократии. Они пользуются провалами революционного авантюризма для того, чтобы дискредитировать революционные методы вообще.
Не может быть никакого сомнения в том, что первомайский праздник отбросил германскую компартию назад. Это вовсе не значит, что он отбросил ее навсегда или даже на долго. Беспримерное преступление, совершенное социал-демократией будет постепенно всасываться в создание рабочих масс и поможет им совершить переход к коммунизму. В этом не может быть никакого сомнения, -- при одном единственном условии: сколько-нибудь правильной политике самой компартии.
Если под этим углом зрения подойти к обстановке, то приходится прежде всего поставить вопрос: что сейчас нужно берлинским, немецким и всем другим рабочим? Повторение 1-го мая или усвоение уроков 1-го мая? В этом вопросе уже заключается ответ. Повторение немыслимо и недопустимо. Повторение было бы голой, бессмысленной авантюрой. Нужно усвоение уроков, нужна правильная оценка того, что произошло. Нужна правильная политическая линия.
Мы сказали, что 1-ое мая не может искуственно подняться над политическим уровнем движения. Еще меньше может помочь делу нагромождение "красных дней", бюрократически назначаемых заранее по календарю. Между тем, Коминтерн делает попытку взять первого августа реванш за первое мая. Можно уже сейчас сказать, и нужно это сказать во всеуслышание: "красный день" 1-го августа заранее обречен на неудачу. Мало того: то, что в первомайском дне было положительного (самоотвержение части пролетарского авангарда) 1-го августа будет сведено к минимуму. А то, что в первомайском дне было отрицательного (элементы авантюризма) окажется 1-го августа возведенным в степень.
Осенью 1923 года, когда в Коминтерне еще не задушена была окончательно идейная жизнь, в руководящей коммунистической печати шла международная полемика по вопросу о том, можно ли заранее назначить восстание. Основываясь на всем опыте революции, марксисты доказывали, что не только можно, но и должно. Вслед за Сталиным и Зиновьевыми, Брандлеры и Масловы издевались над назначением восстания, показывая этим, что в основных вопросах революции они остались безнадежными филистерами. Чем более ситуация революционна, тем более пролетарский авангард должен иметь ясный и отчетливый план действий. Руководство партии должно твердо стоять у руля и заглядывать вперед. Одним из основных моментов руководства в таких условиях является практическая подготовка восстания. А так как восстание, как и все дела человеческие, развертывается во времени, то руководству нужно своевременно полетить и срок восстания. Разумеется, при изменении обстоятельств, срок может быть передвинут, -- как он был передвинут в Петрограде в 1917 году. Но то руководство, которое не умеет понимать, что значит фактор времени, которое плывет со стихией, захлебываясь и пуская пузыри, обречено на гибель. Революционная ситуация требует революционного календаря.
Но отсюда вовсе не значит, что достаточно Тельману, Сталину, Мануильскому или Семару взять в руки календарь и поставить красную кляксу над днем 1-го августа, чтоб тем самым превратить этот день в революционное событие. Такой подход сочетает в себе самые гибельные черты бюрократизма и авантюризма. В тех странах и в тех партиях, где перевес получит чистый бюрократизм, -- а таковых большинство, -- 1-ое августа, по всей вероятности, закончится комическим фиаско, вроде венсенской демонстрации Семара -- Монмуссо. В тех странах, где перевес получат элементы авантюризма, 1-ое августа может закончиться трагедией, которая на этот раз -- в отличие от 1-го мая -- уже целиком, полностью и бесповоротно пойдет на пользу врагу.
Воззвание Западно-европейского бюро Коминтерна, выпущенное из Берлина 8-го мая, несмотря на то, что мы ко многому привыкли, поражает своим легкомыслием, болтливостью, хвастливостью и отвратительной безответственностью. "На улицы, пролетарии!" "Долой империалистическию войну!" "Усвойте политический и военно-технический опыт борьбы берлинского пролетариата!" "Учтите боевые методы полиции!" "Обеспечьте себе способность маневрировать!" "Об'единяйте вашу поддержку берлинского пролетариата с повседневными требованиями широчайших пролетарских масс!" "Долой империалистическую войну!" "На улицу, пролетарии!".
Другими словами, европейским компартиям дается строго календарное задание: в течение трех месяцев (май-август) связаться с широчайшими рабочими массами (ни более, ни менее), научиться маневрированию, учесть боевые методы полиции, усвоить политический и военно-технический опыт борьбы и выступить на улицу -- против... империалистической войны. Трудно вообще представить себе более жалкий документ, свидетельствующий о том, что последовательными ударами правительственного аппарата по черепу Коминтерна, удалось достигнуть угрожающего поглупения. И вот это безголовое руководство, вооруженное приведенными выше идеями и лозунгами, предупреждает буржуазию всей Европы, что оно собирается в день 1-го августа, вывести рабочих на улицу "во всеоружии военно-технических методов!". Можно ли более бесстыдно играть головою пролетарского авангарда и честью Коминтерна, чем играют жалкие эпигоны со Сталиным во главе?
Задачи и обязанности большевиков-ленинцев вытекают из всей обстановки с полной ясностью. Мы представляем сейчас в рабочем движении маленькое меньшинство -- по тем же самым причинам, по которым окрепла за последнее пятилетие буржуазия, выросла социал-демократия, сплачивается правое крыло Коминтерна и центризм держит в своих руках аппарат. Задача марксистского меньшинства в том, чтобы анализировать, оценивать, предвидеть, предупреждать об опасностях и указывать путь. Что делать сейчас? Первым делом надо исправить то, что уже сделано. Надо отменить манифестацию 1-го августа.
Но ведь это нанесет ущерб престижу Коминтерна и его национальных секций? Совершенно неоспоримо. Грубейшая политическая ошибка не может пройти бесследно для авторитета Коминтерна. Но ущерб будет все же меньше, если отменить демонстрацию своевременно, чем если упорствовать на совершенной ошибке и превращать манифестацию в одном случае -- в недостойную комедию, в другом -- в партизанские стычки небольших революционных отрядов с полицией.
Недавний с'езд германской компартии в своем Манифесте пытается как будто отойти от воззвания Западно-европейского бюро в сторону благоразумия. Но вместо того, чтобы ясно и твердо дать отбой Манифест Партейтага ограничивается тем, что смазывает и разводит в воде военно-технические лозунги Коминтерна. Это худший путь, ибо он соединяет в себе все невыгоды отступления со всеми опасностями авантюризма.
Надо отменить манифестацию. Оппозиция должна приложить все свои силы к тому, чтоб добиться этого. Надо уметь постучаться во все организации партии, за спиною которых манифестация была провозглашена. Надо обратиться к передовым элементам профессиональных союзов. Надо не щадить усилий на раз'яснение ошибочности и опасности всей этой новой затеи. Надо раз'яснить коммунистам и рабочим-революционерам вообще, что первой предпосылкой боевых массовых манифестаций по призыву партии является влияние партии на массы, завоеванное изо дня в день ясной, дальнозоркой и правильной политикой. Нынешняя же политика Коминтерна подрывает и разрушает влияние, завоеванное октябрьской революцией и в эпоху первых четырех конгрессов Коминтерна. Нужно в корне менять политику.
Начать надо с отмены манифестации 1-го августа, -- в той ее форме, в какой она была провозглашена воззванием Западно-европейского бюро Коминтерна от 8-го мая. Это отнюдь не означает, разумеется, отказа от массовых демонстраций против войны в день первого августа в тех формах, какие вытекают из обстановки. Но надо вещи называть своими именами. Надо правильно ориентировать пролетариат, а не играть им.
Оппозиция ни при каких условиях не позволит отделить себя от массы, и прежде всего от своевременно наметить и срок восстания. Ра-ее авангарда. Она выполнить свой долг и на этот раз.
Редакция интернационального журнала "Оппозиция"*1.