Говоря все это, мы прекрасно знаем, что мы очень сильно рискуем удивить многих и многих из наших читателей. Но мы не боимся этого, ибо прав был древний мыслитель, сказавший, что удивление есть мать философии. А чтобы наши читатели не остались, так сказать, на стадии удивления, мы им прежде всего порекомендуем спросить себя, что, собственно, хотел выразить Фейербах, когда, набрасывая в немногих, но ярких словах свой философский curriculum vitae, он писал: Бог был моей первой мыслью, разум -- второю, а человек -- третьей и последнею. Мы утверждаем, что этот вопрос безапелляционно решается следующими многознаменательными словами того же Фейербаха: В споре между материализмом и спиритуализмом речь идет о человеческой голове; раз мы узнали, что представляет собою та материя, из которой состоит мозг, мы скоро придем к ясному взгляду и насчет всякой другой материи, насчет материи вообще *3. В другом месте, он говорит, что его антропология, т.-е. гуманизм, представляет собою лишь указание на то, что человек принимает за Бога свою собственную сущность, свой собственный дух *4 ). И этой антропологической точки зрения не чужд, по его замечанию, уже Декарт *5). Что же все это значит? Это значит, что Фейербах взял человека за отправную точку своих философских рассуждений только потому, что, отправляясь от этой точки, он надеялся скорее придти к цели, которая состояла в составлении правильного взгляда на материю вообще и на ее отношение к духу. Стало быть, тут мы имеем дело с методологическим приемом, значение которого обусловливалось обстоятельствами времени и места, т.-е. привычками мысли тогдашних ученых и просто образованных немцев Фейербах сам очень хорошо говорит, что начало всякой философии определяется предшествовавшим состоянием философской мысли.
лением. Бытие обусловливается самим собою... имеет свою основу в самом себе), а вовсе не какой-нибудь особенностью миросозерцания *6).
Уже из приведенных нами слов Фейербаха насчет человеческой головы видно, что в ту пору, когда он писал эти слова, вопрос о материи, из которой состоит мозг, был им решен в чисто материалистическом смысле. И это его решение вопроса было принято также Марксом-Энгельсом. Оно легло в основу их собственной философии, что с самой полной ясностью видно из не раз уже упомянутых нами сочинений Энгельса Людвиг Фейербах и Анти-Дюринг. Вот почему мы должны поближе ознакомиться с этим решением: изучая его, мы будем в то же время изучать философскую сторону марксизма.
В своей статье Voriaufige Thesen zur Reform der Philosophie, появившейся в 1842 году и, как это по всему видно, оказавшей очень сильное влияние на Маркса, Фейербах говорит, что истинное отношение мышления к бытию есть следующее: бытие -- суб'ект, мышление-предикат. Мышление обуславливается бытием, а не бытие мышлением.
Этот взгляд на отношение бытия к мышлению, положенный Марксом-Энгельсом в основу материалистического об'яснения истории, представляет собою важнейший результат той критики Гегелевского идеализма, которая была в главных чертах закончена еще Фейербахом и выводы которой могут быть изложены в немногих словах так.
Фейербах нашел, что философия Гегеля устранила противоречие между бытием и мышлением, выразившееся с особенной выпуклостью у Канта. Но, по мнению Фейербаха, она устранила это противоречие, продолжая оставаться внутри его, т.-е. внутри одного из элементов, и именно-мышления. У Гегеля мышление и есть бытие: Мысль суб'ект; бытие -- предикат*7). Выходит, что Гегель,-- и вообще идеализм, -- устраняет противоречие лишь посредством устранения одного из его составных элементов, т.-е. бытия, материи, природы. Но устранить один из составных элементов противоречия вовсе не значит разрешить это противоречие. Учение Гегеля о том, что природа полагается идеей, представляет собою лишь перевод на философский язык теологического учения о том, что природа создана богом, действительность, материя -- отвлеченным, не материальным существом *8). И это относится не только к абсолютному идеализму Гегеля. Трансцендентальный идеализм Канта, согласно которому внешний мир получает свои законы от рассудка, а не рассудок от внешнего мира, находится в самой тесной родственной связи с теологическим представлением о том, что божественный рассудок продиктовал миру его законы *9). Идеализм не устанавливает единства бытия и мышления и не может установить его; он его разрывает. Исходная точка идеалистической философии, -- я, как основной философский принцип,-- совершенно ошибочна. Точкой отправления истинной философии должно служить не я, а я-и-ты. Только эта точка отправления дает возможность притти к правильному пониманию отношения между мышлением и бытием, суб'ектом и об'ектом. Я есмь я для меня самого, и в то же время-ты для другого. Я -- суб'ект и в то же .время об'ект. И надо заметить, кроме того, что я -- не то отвлеченное существо, с которым оперирует идеалистическая философия. Я -- существо действительное;
Mое тело принадлежит к моей сущности, более того -- мое тело, как целое, и есть мое я, моя истинная сущность Думает не отвлеченное существо, а именно это действительное существо, это тело. Таким образом, обратно тому, что утверждают идеалисты, действительное материальное существо оказывается суб'ектом, а мышление -- предикатом. И в этом и состоит единственное возможное разрешение того противоречия между бытием и мышлением, над которым так тщетно бился идеализм Тут не устраняется ни один из элементов противоречия, оба они сохраняются, обнаруживая свое истинное единство. Что для меня, или суб'ективно, есть чисто духовный, нематериальный, нечувственный акт, то само по себе, об'ективно, есть акт материальный) чувственный *10.
Заметьте, что, говоря это, Фейербах сближается со Спинозой, философию которого он с большим сочувствием излагал уже в то время, когда только еще намечался его собственный разрыв с идеализмом, т -е. когда он писал свою историю новой философии5. В 1843 г. он в своих Grundsatze очень тонко заметил, что пантеизм есть теологический материализм, отрицание теологии, остающееся на теологической точке зрения. В этом смешении материализма с теологией заключалась непоследовательность Спинозы, не помешавшая ему, однако, найти правильное, по крайней мере, для своего времени, выражение для материалистических понятий новейшей эпохи. Поэтому Фейербах называет Спинозу Моисеем новейших свободных мыслителей и материалистов *11 В 1847 г Фейербах спрашивает: Чем же оказывается при внимательном рассмотрении то, что Спиноза логически или метафизически называет субстанцией, а теологически -- богом?. И на этот вопрос он категорически отвечает: Не чем иным, как природой Главный недостаток спинозизма он видит в том, что чувственная антитеологическая сущность природы принимает у него вид отвлеченного метафизического существа. Спиноза устранил дуализм бога и природы, так как объявил действия природы действиями бога. Но именно потому, что действия природы являются в его глазах действиями бога, бог остается у него каким-то отдельным от природы существом, лежащим в ее основе. Бог представляется суб'ектом, природа-предикатом. Философия, окончательно освободившаяся от богословских преданий, должна устранить этот важный недостаток правильной по своему существу философии Спинозы. Долой это противоречие! -- восклицает Фейербах. -- Не Deus sive Natura, но aut Deus aut Natura есть природа истины *12.
Итак, гуманизм. Фейербаха сам оказывается не чем иным, как спинозизмом, освобожденным от его теологической привески. И именно на точку зрения этого спинозизма, освобожденного Фейербахом от его теологической привески, перешли Маркс и Энгельс, когда разорвали с идеализмом.
Но освободить спинозизм от его теологической привески значило обнаружить его истинное, материалистическое содержание. Стало быть, спинозизм Маркса-Энгельса и был новейшим материализмом 6.
Далее. Мышление -- не причина бытия, а его следствие, или, точнее, его свойство. Фейербах говорит: Folge mid Eigenschaft. Я ощущаю и мыслю вовсе не как суб'ект, противостоящий об'екту, а как суб'екто6'ект, как действительное, материальное существо. И об'ект для меня есть не только ощущаемый предмет, но также основание, необходимое условие моего ощущения Об'ективный мир находится не только вне меня; он также -во мне самом, в моей собственной коже 7. Человек есть лишь часть природы, часть бытия, поэтому нет места для противоречия между его мышлением и бытием. Пространство и время существуют не только для мышления. Они также -- формы бытия. Они формы моего созерцания. Но они таковы единственно потому, что я сам -- существо, живущее во времени и пространстве, и что я ощущаю и чувствую лишь, как такое существо Вообще законы бытия суть вместе с тем и законы мышления.
Так говорил Фейербах *13. И то же, хотя иногда и другими словами, говорил Энгельс в своей полемике с Дюрингом 8. Уже отсюда видно, какая важная часть философии Фейербаха навсегда вошла в философию Маркса-Энгельса.
Если Маркс начал выработку своего материалистического об'яснения истории с критики Гегелевой философии права, то он мог поступить так только потому, что критика спекулятивной философии Гегеля была закончена еще Фейербахом.
Даже критикуя Фейербаха в своих тезисах, Маркс нередко развивает и дополняет его же мысли Вот пример из области гносеологии.
По словам Фейербаха, человек, прежде чем думать о предмете, испытывает на себе его действие, созерцает его, чувствует.
Маркс имеет в виду эту мысль Фейербаха, говоря. Главный недостаток материализма,-- до Фейербахова включительно,-- состоял до сих пор в том, что он рассматривает действительность, предметный, воспринимаемый внешним чувством, мир, лишь в форме об'екта или в форме созерцания, а не в форме конкретной человеческой деятельности, не в форме практики, не суб'ективно. Этим недостатком материализма об'ясняется,-говорит далее Маркс, -- то обстоятельство, что Фейербах в своей Сущности христианства рассматривает, как истинно человеческую деятельность, только деятельность теоретическую. Другими словами это можно выразить так: Фейербах указывает на то, что наше я познает об'ект, лишь подвергаясь его воздействию *14. Маркс же возражает: наше я познает об'ект, воздействуя на него с своей стороны. Мысль Маркса вполне правильна; еще Фауст сказал: в начале дело было. Конечно, в защиту Фейербаха можно возразить, что ведь и в процессе нашего воздействия на предметы мы познаем их свойства лишь постольку, поскольку они с своей стороны воздействуют на нас. В обоих случаях мышлению предшествует ощущение, в обоих случаях мы прежде ощущаем их свойства, а потом уже думаем о них. Но Маркс этого и не отрицал. Для него дело было не в том неоспоримом факте, что ощущение предшествует размышлению, а в том, что человек побуждается к размышлению главным образом теми ощущениями, которые он испытывает в процессе своего воздействия на внешний мир. А так как это воздействие на внешний мир предписывается ему его борьбою за свое существование, то теория познания тесно связывается у Маркса с его материалистическим взглядом на культурную историю человечества. Недаром тот же самый мыслитель, который направил против Фейербаха интересующий нас здесь тезис, написал в первом томе своего "Капитала": воздействуя на природу вне его, человек изменяет свою собственную природу. Это положение обнаруживает весь свой глубокий смысл только при свете Марксовой теории познания. И мы еще увидим, как сильно подтверждается эта его теория историей культурного развития и даже, между прочим, наукой о языке. Но все-таки надо признать, что гросеология Маркса по самой прямой линии происходит от гносеологии Фейербаха или, если хотите, что она, собственно, и есть гносеология Фейербаха, но только углубленная посредством сделанной к ней Марксом гениальной поправки.
Прибавим мимоходом, что эта гениальная поправка была подсказана духом времени. В этом стремлении взглянуть на взаимодействие между об'ектом и суб'ектом именно с той его стороны, с которой суб'ект выступает в активной роли, сказалось общественное настроение того времени, когда складывалось миросозерцание Маркса-Энгельса9. Революция 1848 года была тогда уже не за горами...