Выше, в примечании, мы сопоставили "экономиста" и не социал-демократа-террориста, случайно оказавшихся солидарными. Но, вообще говоря, между теми и другими есть не случайная, а необходимая внутренняя связь, о которой нам еще ниже придется говорить и коснуться которой необходимо именно по вопросу о воспитании революционной активности. У "экономистов" и современных террористов есть один общий корень: это именно то преклонение пред стихийностью, о котором мы говорили в предыдущей главе, как о явлении общем, и которое мы рассматриваем теперь в его влиянии на область политической деятельности и политической борьбы. На первый взгляд, наше утверждение может показаться парадоксом: до такой степени велика, по-видимому, разница между людьми, подчеркивающими "серую текущую борьбу", -- и людьми, зовущими к наиболее самоотверженной борьбе отдельных лиц. Но это не парадокс. "Экономисты" и террористы преклоняются перед разными полюсами стихийного течения: "экономисты" -- перед стихийностью "чисто рабочего движения", террористы -- перед стихийностью самого горячего возмущения интеллигентов, не умеющих или не имеющих возможности связать революционную работу в одно целое с рабочим движением. Кто изверился или никогда не верил в эту возможность, тому действительно трудно найти иной выход своему возмущенному! чувству и своей революционной энергии, кроме террора' Таким образом, преклонение пред стихийностью в обоих указанных нами направлениях есть не что иное, как начало осуществления знаменитой программы "Credo": рабочие ведут себе свою "экономическую борьбу с хозяевами и правительством" (да простит нам автор "Credo", что мы выражаем его мысль мартыновскими словами! Мы находим, что вправе делать это, ибо и в "Credo" говорится о том, как рабочие в экономической борьбе "наталкиваются на политический режим"), -- а интеллигенты ведут себе своими силами политическую борьбу, естественно, при помощи террора! Это совершенно логичный и неизбежный вывод, на котором нельзя не настаивать, хотя бы те, кто начинает осуществлять эту программу, сами и, не сознавали его неизбежности. Политическая деятельность имеет свою логику, не зависящую от сознания тех, кто в самых лучших намерениях взывает либо к террору, либо к приданию политического характера самой экономической борьбе. Благими намерениями вымощен ад, и в данном случае благие намерения не спасают еще от стихийного влечения по "линии наименьшего сопротивления", по линии чисто буржуазной программы "Credo". He случайно ведь также и то обстоятельство, что многие русские либералы -- и явные либералы и носящие марксистскую маску -- всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъем террористических настроений в данный момент.
И вот, когда возникла "революционно-социалистическая группа Свобода", поставившая себе задачей именно всестороннее содействие рабочему движению, но с включением в программу террора и с эмансипированном, так сказать, себя от социал-демократии, -- то этот факт дал еще и еще подтверждение замечательной прозорливости П. Б. Аксельрода, который буквально предсказал эти результаты социал-демократических шатаний еще в конце 1897 года ("К вопросу о современных задачах и тактике") и набросал свои знаменитые "две перспективы". Все последующие споры и разногласия между русскими социал-демократами заключаются уже, как растение в семячке, в этих двух перспективах.
С указанной точки зрения становится понятно и то, что "Раб. Дело", не устоявшее против стихийности "экономизма", не устояло также и против стихийности терроризма. Очень интересно здесь отметить ту особенную аргументацию в защиту террора, которую выдвинула "Свобода". Устрашающую роль террора она "совершенно отрицает" ("Возрождение революционизма", стр. 64) но зато выдвигает его "эксцитативное (возбуждающее) значение". Это характерно, во-первых, как одна из стадий разложения и упадка того традиционного (досоциал-демократического) круга идей, который заставлял держаться за террор.. Признать, что правительство теперь "устрашить" -- а следовательно, и дезорганизовать -- террором нельзя, -- значит, в сущности, совершенно осудить террор как систему борьбы, как программой освящаемую сферу деятельности. Во-вторых, это еще более характерно, как образец непонимания наших насущных задач в деле "воспитания революционной активности масс". "Свобода" пропагандирует террор как средство "возбуждать" рабочее движение, дать ему "сильный толчок". Трудно себе представить аргументацию, которая бы более наглядно опровергала сама себя! Неужели, спрашивается, в русской жизни мало еще таких безобразий, что нужно выдумывать особые "возбуждающие" средства? И, с другой стороны, если кто не возбуждается и невозбудим даже русским произволом, то не очевидно ли, что на единоборство правительства с горсткой террористов он тоже будет смотреть "ковыряя в носу"? В том-то и дело, что рабочие массы очень возбуждаются гнусностями русской жизни, но мы не умеем собирать, если можно так выразиться, и концентрировать все те капли и струйки народного возбуждения, которые высачиваются русской жизнью в количестве неизмеримо большем, чем все мы себе представляем и думаем, но которые надо именно соединить в один гигантский поток. Что это осуществимая задача, это неопровержимо доказывает громадный рост рабочего движения и отмеченная уже выше жадность рабочие к политической литературе. Призывы же к террору, равно как и призывы к тому, чтобы придать самой экономической борьбе политический характер, представляют из себя разные формы отлыниванья от самой настоятельной обязанности русских революционеров: организовать ведение всесторонней политической агитации. "Свобода" хочет заменить агитацию террором, признаваясь прямо, что, "раз начнется усиленная, энергичная агитация в массах, его эксцитативная (возбуждающая) роль сыграна" (стр. 68 "Возрожд. революцией."). Это как раз и показывает, что и террористы и "экономисты" недооценивают революционную активность масс, вопреки явному свидетельству весенних событий, причем одни бросаются искать искусственных "возбудителей", другие говорят о "конкретных требованиях". И те и другие недостаточно обращают внимание на развитие своей собственной активности в деле политической агитации и организации политических обличений. А заменить этого дела невозможно ничем другим 'ни теперь, ни когда бы то ни было в иное время.