Весь январь в Чечне исчезали люди, а потом их находили мертвыми. Цифра похищенных сопоставима с числом погибших 6 февраля в московском метро
Первое ощущение — ну ничего не меняется в Чечне. Хоть тресни. Воюют все и со всеми. Тучи вооруженных повсюду. Все друг друга боятся. Самый распространенный цвет лица — угрюмый. Много дерганых, полусумасшедших взрослых. В ночной симптоматике — перестрелки, бои и артподготовки. В утренней — свежие ямы от фугасов.
Законсервированная война — вторая чеченская.
Однако уже второе ощущение — изменений достаточно. Конец декабря и весь январь — новая волна похищенных силами «неизвестных вооруженных в масках». Примерно на полгода в этом гнусном деле была передышка, хотя люди и продолжали исчезать. И вот все возвращается.
На стук выходит очень худой, давно не бритый, седой нестарый человек в черном костюме и черном свитере — значит, траур, и это тот, которого ищу.
— Да, я Муса Бубаев, его отец.
Двадцатидвухлетний Муслим Бубаев жил не в Чечне. Мечтал о юрфаке где-нибудь «в России» и говорил матери: «Хочу не диплом купить, я знать хочу».
В последние месяцы жил в Барнауле у родственников, готовился поступать будущим летом. Приехал домой, в Грозный, на Новый год. 31 декабря «пошел на Ёлку»: в центре поставили украшенное новогоднее дерево, и грозненская молодежь валом туда валила. «На Ёлке» было оцепление из кадыровцев — бойцов службы безопасности президента.
Потом друзья Муслима расскажут, что он был с ними долго, но потом решил идти домой, отошел от «Ёлки» — и больше никуда не пришел.
9 января около 18.30 на пустыре у пересечения Алтайской и Чукотской улиц, совсем рядом с базарчиком, милиционеры нашли обезображенный труп молодого мужчины. Вскоре Муса Бубаев опознал сына. Муслим не был застрелен — ему переломили хребет в районе шейных позвонков. Убийство произошло где-то в другом месте, а сюда тело просто сбросили.
— Это значит, что мы, когда искали его, подобрались к похитителям совсем близко. Вот и избавились от трупа, — говорит Муса. — Избавился — кто? Федералы? Или чеченцы?
— Думаю... наши. — Ответ дается Мусе с трудом. Пауза между «думаю» и отцовским приговором нешуточная. — То, что душили... Знаете, по Грозному за последнее время — три трупа со сломанными таким же образом шейными позвонками.
О чем это говорит? Для знающих — практически обо всем.
Как известно, бесследные похищения людей «неизвестными вооруженными в камуфляжах» — главная проблема всей второй чеченской войны. Похищенных — тысячи, и никто не знает, сколько точно людей, от которых в большинстве случаев не осталось ничего. Ни трупов, ни могил. Годы «контртеррористической операции» напролет так уходили в никуда — и те, кто был за Масхадова, и те, кто против, и те, кто обосновался при Кадырове, и те, кто вообще жил, не присягая никому, — индульгенций от федералов не имел никто. И федералов дружно ненавидели.
Однако время войны шло. Москва утвердила в Чечне Кадырова, и его непомерно разросшаяся гвардия стала воровать людей с еще более жестоким рвением, чем федералы. Постепенно выработалась схема, следуя которой люди, ищущие своих родных, научились определять, «какие» их украли: «ваши» или «наши», федералы или кадыровцы?
Знаки на той схеме несложные. Федералы обычно тел не оставляют; кадыровцы, зная строгие чеченские правила, удесятеряющие вину убийц, если те даже тела не вернули, трупы стараются подбросить «на видное место». И семьи уверены: раз подброшен, значит, кадыровцы. Это и есть похищения по-новочеченски.
Другая отличительная черта: кадыровцы часто сами себя обнаруживают. Потому что много воруют за выкуп.
Из справки МВД ЧР «для служебного пользования». Справка касается фактов похищений, совершенных в райцентре Шали, и получена сотрудниками информцентра Общества российско-чеченской дружбы. «КУС No 346 (КУС — книга учета сообщений. — А.П.) от 2.11.03. В ночь на 2.11.03 в 3.10 неустановленными лицами был похищен Сатуев Рамзан Султанович... возвращен через 21 день службой безопасности президента ЧР. В возбуждении уголовного дела отказано. За выкуп.
КУС No 376 от 16.11.03. В ночь на 16.11.03 в 5.00 неустановленными лицами был похищен Магомадов Салах Султанович... возвращен через 3 дня службой безопасности президента ЧР. В возбуждении уголовного дела отказано. За выкуп.
20.12 в 14.00 неустановленными похищен Масаев Рамзан Асрудинович... возвращен через 4 дня службой безопасности президента ЧР. В возбуждении уголовного дела отказано. За выкуп».
Если отвлечься от очевидно преступных странностей типа «в возбуждении уголовного дела отказано», когда «служба безопасности президента ЧР» и «за выкуп», то схема такова: сразу после похищения кадыровцами — требование заплатить им, причем в темпе, и «мы его вам отдадим»; если семья не собирает назначенную сумму, то человека либо ликвидируют, либо отдают «в РОШ», как это тут называется.
РОШ — это Региональный оперативный штаб. Или попросту Ханкала, главная военная база на окраине Грозного. У Ханкалы — стойко дурная слава. В РОШе сумма выкупа или увеличивается в несколько раз по сравнению с требованием кадыровцев, или человек исчезает навсегда (как правило). Или пополняет статистику «выявленных террористов» либо «причастных к актам терроризма». Впрочем, «выявленные террористы» требуются и кадыровцам, и федералам. Поэтому и те и другие этим пользуются, «творчески» друг друга питая.
5 января Заур Насаров с двоюродным братом Саарбеком собрались в баню. Саарбек зашел за Зауром, они прошли несколько шагов, из машины без номеров, что стояла на перекрестке, им махнули, — и через несколько мгновений обоих украли.
Сулбан Насаров — дядя обоих, он производит впечатление человека, которого трудно сломить. Когда все боятся и пикнуть (а таких в Чечне большинство) и стараются искать своих похищенных родных тайно, Сулбан решил вызволять своих племянников открыто. И — чудо! — нашел их в Октябрьском райотделе Грозного. Там дяде объявили, что их забрали «за тротил». То есть — «пособничество терроризму».
Сулбан возмутился: этого не может быть, не те ребята. Нашел адвоката — того и близко к делу не подпустили. Дядя написал жалобы всюду — во все имеющиеся прокуратуры и правозащитные организации. И... 16 января ему дали встретиться с Саарбеком. Парень он совсем больной, тихий — даже вспомогательной школы в свое время не осилил. — У тебя был тротил? — спросил дядя на свидании. — Нет.
— Зачем взял на себя?
— Издевались сильно. Били... Я и подписал.
«Кто его бил?» — накинулся Сулбан на следователя Магомеда Арсанукаева, который слышал весь разговор. Следователь промямлил что-то про РОШ. И Сулбан пошел искать ответ на этот вопрос самостоятельно. И искал очень дотошно... И в тот же день домой подкинули Заура — прямо на ту улицу, с которой забирали. То есть дядя приблизился к разгадке — и решили скинуть... Насаровым повезло — им скинули полутруп.
Заур, отказавшийся что-либо взять на себя, представлял собой жуткое зрелище. Его не только били, но и держали несколько суток в помещении, где стояли открытые мешки с хлоркой... В итоге Заур не мог дышать, ходить, есть, пить, сидеть... Передвигался чуть-чуть и только на пятках. Пальцы были распухшие, как колотушки. На голове — след-надрез: скальп пытались снять. Семья собрала Заура и навсегда отправила из Чечни. Саарбек же, подписавший все, что палачи хотели, готовится к тому, что будет осужден за «пособничество терроризму» и пополнит статистику «плохих чеченцев», обезвреженных РОШем с помощью кадыровцев (похищали именно они).
«Если выживу...»
Жизнь внутри «контртеррористической операции», как четыре, три, два, год назад, не имеет никакого отношения ни к законам РФ, ни — теперь — к тексту конституции Чечни от 23 марта. Война законсервировалась в главном — в постоянном насилии, рикошетом репродуцирующем желающих отомстить. Когда меняется только одно — в зависимости от политической ситуации в Кремле на помощь одним насильникам приходят другие, и они насильничают бок о бок. Но как быть людям? Куда им деваться?
...Алихан Бубаев, второклассник и младший братик похищенного «на Ёлке» Муслима, внимательно слушал весь наш разговор с отцом, потом куда-то вышел и вернулся в шапке, натянутой на глаза. — Это брата, — сказал Алихан очень спокойно. — Я в ней хожу теперь.
И успокоил мать:
— Я доучусь за него. Я закончу юридический... А потом смолк и коротко добавил:
— Доучусь. Если выживу.
Чечня — это место, где все существование посвящено тому, чтобы выжить, но мало кто верит, что лично ему это удастся. Январская волна исчезновений, пыток и убийств в зоне «борьбы с международным терроризмом», цифрами сравнимая... разве что с числом погибших в московском метро, лишь удесятерила эти настроения. Мы должны об этом помнить, когда в очередной раз потакаем Кремлю в укреплении почвы для уничтожения нас.