После теракта в Москве в Чечне возобновились крупномасштабные зачистки с полным блокированием целых населенных пунктов. С 24 по 27 октября в окружении находилось село Пригородное Грозненского района. А в среду бойцы генерала Сергея Землянского — заместителя командующего объединенной группировкой войск на Северном Кавказе (ОГВ) по специальным операциям — взяли в кольцо Чечен-аул и стали возле него лагерем. Свидетелем зачисток стал специальный корреспондент «Известий».
В первый день блокады Пригородного в селе умерла Сайрат Арсанукаева. Солдаты тут ни при чем. Женщине было далеко за семьдесят. Односельчане завернули тело Арсанукаевой в ковер, погрузили в кузов самосвала и отправились на кладбище, которое расположено прямо за селом. Выезд из Пригородного оказался заблокирован бронетранспортером. — У нас похороны, — обратился к бойцам пожилой родственник Сайрат. — А нам по х... — в рифму ответил солдат и замкнулся. Пришлось возвращаться. Арсанукаеву похоронили только на второй день. С письменного разрешения генерал-майора Землянского. По местным обычаям в последний путь человека провожают минимум человек сто. Генерал подписал список на 23 сопровождающих.
Пригородное — село в 15 км к югу от Грозного. 711 дворов, 4800 человек. Из них 826 — дети школьного возраста, 400 — мужчины до 35 лет. Остальные, как выразился глава сельской администрации Даман Далилов, «женщины и старики». Живут на пособия и пенсии, многие работают в ОГВ: строят казармы для солдат. Последняя крупная зачистка проводилась здесь полтора месяца назад. Потом село оставили в покое. И вот после московского демарша Мовсара Бараева нагрянули вновь. В официальной информации группировки Пригородное никак не фигурирует. Замкомандующего полковник Борис Подопригора нашел в своем блокноте запись, где село с 24 по 27 октября названо «зоной разведывательно-поисковых мероприятий».
— Наше село по периметру блокировалось с четверга по воскресенье солдатами внутренних войск, — сказал корреспонденту «Известий» Даман Далилов. — Военные вели себя относительно корректно. Правда, одного нашего жителя военные забрали, и мы до сих пор ничего о нем не знаем. Адам Газмагомадов, 1976 года рождения. Я обращался к военным, они сказали, что такой среди задержанных не числится, а значит, они за него не отвечают.
Адам — круглый сирота. Учился в школе-интернате в Грозном, потом надолго уехал к родственникам в Саратов. Этим летом вернулся в Чечню и поселился в Пригородном у троюродной тетки. Во дворе теткиного дома меня встретили пять заплаканных женщин — дальних родственниц Адама. По их словам, в 10 утра 24 октября во двор дома, где жил Адам, вошло человек 50 военных. Двое с собакой вошли в дом, перевернули все вверх дном. Один из бойцов был в маске, другой — с открытым лицом. Он был очень бледным, с перебитой переносицей.
— Пусть лучше ваша собака наш дом обыщет, — попросила хозяйка. — А то после вас убирать замучаешься.
— Собака устала, — вежливо ответил бледный. — Не мешайте работать. У Адама проверили документы и отпустили. Он вышел к соседу за сигаретами, и больше Адама никто не видел.
— В воскресенье, когда оцепление сняли, мы вместе с участковым поехали в комендатуру, прокуратуру, временный и постоянный отделы внутренних дел, — рассказывает Даман Далилов. — Ездили в группировку. Генерал Землянский велел приехать мне в среду 30 октября в 11 часов в Чечен-аул, где он сейчас проводит спецоперацию. Разрешил привезти с собой родственников Адама, устроить опознание тех бойцов, которые заходили в их дом. Вот сейчас я и поеду. Хочешь, поехали с нами. В «газель» администрации кроме Дамана и меня сели пять родственниц пропавшего Адама и охранник Далилова омоновец Хусейн. По дороге мы заехали к Хусейну домой. Он взял автомат и разгрузку с тремя полными магазинами.
— Исключительно, чтоб застрелиться, — пошутил Хусейн, и мы поехали. Чечен-аул находится в том же Грозненском районе. В пяти километрах южнее Пригородного. Первое кольцо оцепления в виде двух десантных гусеничных бронемашин расположилось на дороге километрах в двух от окраины села. Мы остановились. В 100 метрах от дороги расположился военный палаточный лагерь. Туда отправился Даман на переговоры с генералом.
В Чечен-ауле живет 8480 человек. Средний возраст населения — 45 лет. Много беженцев из Грозного.
Из палаточного лагеря вернулся Даман. Сказал, что генерала на месте нет и когда будет — неизвестно. Опознание откладывалось. Возможность отыскать Адама становилась все призрачней.
Женщины опять начали тихо плакать. Одна из них стала кричать по-русски — специально для меня:
— Разве это армия? Это фашисты какие-то! Собаки, зеки! За это мы вас всех ненавидим.
В конце концов мы уехали ни с чем. Сергей Иванович Землянский на встречу с Даманом Далиловым так и не приехал.
Все закончилось, как в кино. На окраине Пригородного нашу машину встретила группа мужчин.
— Адама подбросили на подстанцию, — кричали они.
Адам сидел за столом и смотрел на стакан чая. Смертельно усталый, безучастный к внешнему миру, не выказывающий ни радости, ни облегчения. На разговор согласился сразу. Надо — так надо. Спрашивайте, если родственники не против.
— Когда, как и кто тебя задержал?
— Около 10 утра в четверг. После того как у меня проверили документы, я пошел к соседу за сигаретами. Когда возвращался домой, мне перегородили дорогу военные в масках. Их было человек 20. На двух бэтээрах и «уазике». Форма на них была разная: и милицейская, и однотонная зеленая, и армейский камуфляж. Судя по разговору, они были русскими. Они опять проверили у меня паспорт, а потом показали фотографию человека с оружием. Спросили, знаю ли я его. Я ответил, что нет. Как же ты не знаешь своего соседа, удивились они. Я ответил, что приехал сюда недавно, долгое время жил в Саратове. Тогда они сказали, что меня надо проверить, посадили в «уазик», надели мне на голову мешок и куда-то повезли. Ехали минут 20. Остановились в лесу. Высадили меня на какой-то поляне. Сняли с головы мешок. Рядом стояла бронетехника, чуть подальше — палатки. И сразу начали избивать. По голове, по корпусу, правда, не очень сильно. Били только руками. Кричали, чтобы признавался во всем.
— Как выглядели те, кто тебя допрашивал?
— Не знаю. То они были в масках, то я — с мешком на голове. Рядом со мной постоянно находился охранник. Первые двое суток я сидел со связанными руками. Находился я на улице, иногда меня затаскивали в БТР.
— Чего от тебя хотели?
— Мне приносили разные фотографии и просили, чтобы я рассказал все, что знаю про этих людей. Потом они, кажется, поняли, что я не при делах, и оставили меня в покое.
— Составляли ли эти люди какие-то протоколы — допроса или задержания, которые ты должен был подписать?
— Подписывать ничего не давали.
— Сколько ты там находился?
— Пятеро суток. Мешок с головы снимали, только когда показывали чьи-нибудь фотографии. И по вечерам, когда давали покурить или поесть. Но и то снимали не до конца, а только приподнимали спереди, чтобы я видел, что ем.
— Кормили часто?
— Когда сами ели, тогда и меня кормили. Кашей. Но они питаются нерегулярно. Бывало — только раз в сутки. Говорили, чтобы я терпел, что чеченцы с русскими пленными в горах обходятся гораздо хуже. — Как тебя отпустили?
— Посадили в БТР, натянули на голову шапочку, подвезли к канаве на подстанции, бросили и велели не снимать шапочку с лица, пока БТР не уедет. Так я и сделал. Дошел до села. Там меня увидели местные, обрадовались.
— Что ты собираешься делать?
— Уеду из Чечни в Россию.
— У тебя отношение к русским изменилось?
— Нет. Это их работа. К тому же мне намекнули там, в лесу, что меня не просто так задержали, а по чьему-то доносу. Возможно, на меня наговорил кто-то из чеченцев.
— Ты в Чечню уже не вернешься?
— Вернусь, когда война кончится. Лет через пять.
Выяснить, кто, на основании чего и с какой целью задерживал Адама, в ОГВ(С) не удалось. Скорее всего военные не имеют прямого отношения к его задержанию. Видимо, это была «разведывательно-поисковая» операция ФСБ. Никто из ее представителей такие операции для прессы не комментирует.