Появление чеченских «коммандос» в московском театре нарушает общее равнодушное отношение к войне, которая продолжается уже слишком долго, чтобы приковывать к себе внимание общественности. От происходящего конфликта чаще всего доносится лишь эхо диких бесчинств, самых кровавых по последствиям акций мятежников, самых ужасных преступлений русской солдатни.
Забвение в данном случае — это не только синоним инертности или смирения. Оно также отвечает интересам и тех и других. Оно служит целям европейских правительств, которые маскируют свое бессилие или замешательство общепринятыми формулировками. Оно культивируется и Вашингтоном, где не хотят компрометировать курс российской дипломатии неуместными требованиями. Наконец, оно выгодно президенту Путину, которому уже не приходится беспокоиться по поводу несвоевременного вмешательства в его внутреннюю политику.
Захват в заложники нескольких сотен зрителей не может, по крайней мере в первое время, изменить эту ситуацию. Путин, скорее всего, воспользуется им как дополнительным аргументом в пользу тезиса о том, что война с чеченскими националистами вписывается в рамки общей борьбы с терроризмом: будучи жертвой тех же самых злодеяний, подвергающаяся тому же риску, что и ее западные партнеры, Россия встает в ряд цивилизованных наций. Ситуации, возникшей после 11 сентября 2001 года, ничто не угрожает, как и начавшемуся диалогу с США.
Опасность тем более невелика, что официальная пропаганда не лишена некоторого основания. Во многих своих аспектах чеченский мятеж меньше заявляет о себе своим национализмом, нежели своей мафиозной практикой и своими связями с воинствуюющим исламизмом: Чечня является также ареной импортированного «джихада», «священной войны», которую ведут на Кавказе и в Центральной Азии фундаменталистские боевики. Но при этом российские войска не защищают на Северном Кавказе ценности западного гуманизма. Владимир Путин, как до него Борис Ельцин, не стремится восстановить в Грозном демократические порядки, уничтоженные чеченскими распрями. Напротив, задача состоит в том, чтобы восстановить в Чечне унитарный имперский порядок и одновременно защитить сферу влияния России во всем регионе.
Имеет ли этот проект шанс на успех? Могли бы чеченцы, доведенные до отчаяния нерадивостью и кровавыми междоусобицами полевых командиров, примириться с фактическим статусом протектората, который по крайней мере несколько облегчил бы их положение. Теперь уже не время задаваться этим вопросом. Жестокость репрессий, массовые преступления и бесчинства российских военных отныне препятствуют любой сделке и любому компромиссу.
Владимир Путин терпит здесь двойное поражение. Он претендовал на то, что сможет покончить с хаосом и восстановить порядок — беспорядок так и не прекратился. Он хотел утвердить принципы российской державности — и он демонстрирует свою слабость, свою зависимость от груза прошлого и постоянство авторитарных рефлексов, которые не позволяют России войти в круг союзных демократий. И именно на этом фоне следует оценивать безрассудный акт чеченских террористов.