Идея этой небольшой статьи возникла у меня несколько лет назад в результате дискуссии с основателем Социалистического Рабочего Союза Гусевым на проходившей в Ленинграде исторической конференции, посвященной наследию Троцкого. Сторонник теории бюрократического коллективизма, Гусев критиковал Троцкого «слева» за «непоследовательность и нерешительность», которую тот якобы проявил в середине 20-х годов, на начальном этапе своей борьбы со сталинской бюрократией. Его выступление, впрочем, вряд-ли представляло бы интерес на фоне тех бесчисленных рассуждений кабинетных «стратегов» мировой революции, задним числом пытающихся выработать «идеальную», а значит и победоносную, тактику борьбы со сталинской бюрократией в те годы. Если бы не одно «но». Квалифицированный историк, он знал (и не скрыл) ту фундаментальную причину по которой Троцкий долгое время не решался на прямую конфронтацию со сталинской кликой. По образному выражению докладчика «Под его шляпой всегда сидела оса Термидора». Заметим важный момент — буржуазного Термидора. Другими словами все действия Троцкого определялись борьбой с тем, что он считал главной опасностью — с немедленной реставрацией капитализма снизу, из деревни.
Существовала ли такая угроза для Советской власти? Безусловно — да. Расслоение в деревне шло стремительными темпами, все административные препоны, которые периодически придумывал СНК, преодолевались имущими крестьянами с легкостью. Сплошь и рядом кулачество смыкалось на основе подкупа с представителями советской власти и даже низовыми партийными работниками. В условиях, когда промышленность была неспособна предложить достаточное количество продукции для товарообмена, единственным механизмом обеспечения хлебом городского населения стала государственная монополия внешней торговли и искусственное завышение цен на промышленные товары массового потребления «ножницы». Которые, естественно вызывали массовое недовольство зажиточного (и не только) крестьянства.
Отметим важный момент. Сама по себе политическая система, существовавшая в СССР в эти годы, была вынужденно недемократична. Огромная часть населения страны — крестьянство — было политически поражено в избирательных правах перед рабочим классом. Однако, такая ситуация была совершенно неустойчива. Мобилизация привела к тому, что по своему составу даже Красная Армия стала в конце 1918 года крестьянской армией. Но государство выражающее интересы меньшинства, в данном случае рабочего класса, неизбежно использует для защиты своих интересов государственную машину, то есть бюрократию. Это объективно способствовало крайнему укреплению государственного аппарата. На службу ему были, после длительной борьбы с «демократическими элементами» в них, были поставлены профсоюзы, более того непрерывно делегируя свои кадры в государственный аппарат с ним начала срастаться партия. Этот процесс сопровождался ликвидацией ряда важнейших элементов внутрипартийной демократии.
Ключевым моментом стал XI съезд. Вне исторического контекста невозможно понять предложение Ленина о запрете фракций в партии. Поддержанное, кстати, почти единогласно. Не для борьбы же с «Рабочей оппозицией», в самом деле! Такое допущение выглядит совершенно абсурдным (для всех кроме, разве, что «коммунистов советов»). В действительности Шляпников явно проиграл к началу съезда внутрипартийную дискуссию, его сторонники в крупных промышленных центрах были весьма немногочисленны и, что бы не говорил в запале Ленин, вполне лояльны к руководству партии.
На самом деле Ленин опасался совершенно другой оппозиции, правого крыла в партии, которое при наличии определенной политической организации могло за считанные месяцы, как снежный ком, собрать разбросанных по губерниям вчерашних красноармейцев-коммунистов, сегодняшних середняков, в неодолимую мелкобуржуазную фракцию. Кронштадт продемострировал то, сколь велика был эта угроза. Позже ситуацию усугубил тот факт, что ослабление режима планирования в годы нэпа привело к тому, что мелкобуржуазные настроения, пессимизм в отношении перспектив мировой революции, быстро проникали в ряды бюрократии. Отражением этого стало стремительное смещение вправо многих видных большевиков, и прежде всего Бухарина. То, что такая перспектива (а то, что «врастание в капитализм» в какой-то критический момент перейдет в стремительную термидорианскую контрреволюцию было ясно любому грамотному марксисту) была реальностью, показывает, например, изменение настроений в эмигрантской среде, устряловщина, но прежде всего, крайняя наглость кулака и уступчивость партийного руководства.
Для Троцкого, как и для Ленина, эта угроза была очевидна. Она была первостепенна. Отсюда, данный Троцким, анализ группы Сталина, как центристов. Жесткие требования Левой Оппозиции взять курс на индустриализацию страны, подавление и частичную экспроприацию зажиточного крестьянства и так далее. Слабость Троцкого была не его личной слабостью, а слабостью позиции левого крыла в партии, которое не могло объявить войну аппарату из-за угрозы Термидора. Единственным способом преодоления этой слабости (исключая перспективу революции в Германии) была индустриализация, которая должна была изменить классовый состав общества и, одновременно, создать предпосылки для развития производственной кооперации на селе. Именно сюда были обращены мысли Троцкого. На самом деле, это был вероятно единственный способ избежать немедленной буржуазной контрреволюции в России. Именно поэтому к нему и прибег, изменив свой курс на 180 градусов, спустя несколько лет, Сталин. Но перед этим он административными методами, арестами, ссылками, высылкой из страны Троцкого обескровил Левую оппозицию до такой степени, что она уже не смогла использовать открывшиеся перед ней возможности. Приняв, хотя и в искаженной форме, экономическую политику, предложенную Троцким и Преображенским, Сталин, к тому же, вышел из под удара своих критиков в социальной области. Теперь Троцкий мог критиковать его только за нарушения внутрипартийной демократии (уже мог, ибо правые были разгромлены!), но подобная критика, казалась слишком запоздалой. Обманутые маневром Сталина, многие сторонники Троцкого в СССР отказались от борьбы. Сталинская бюрократия получила передышку необходимую ей на окончательное формирование репрессивного аппарата и чистку Коминтерна.
Таким образом, не непоследовательность и ошибки Троцкого, а суровые реалии мелкобуржуазной России стали неодолимой преградой на пути Октября. Не факт, что даже авторитета Ленина, будь он здоров, хватило бы для успеха левого крыла в партии. Как сказала однажды Крупская, сетовавшему на фатальное стечение обстоятельств Зиновьеву: «Если бы Владимир Ильич был бы жив — он бы сидел в тюрьме». История не имеет сослагательного наклонения, но если у Троцкого и был шанс изменить течение истории, то он лежал вне России — в Германии 1923 года, куда рвался, в гущу классовых боев, всеми фибрами души Троцкий. Его остановило лишь специальное постановление Политбюро ЦК, запретившее ему выехать в Германию, под фарисейским предлогом невозможности обеспечить его личную безопасность. Если бы Ленин присутствовал на том злополучном заседании...