Недавно Невский стал героем передачи на канале «Россия». Лично я телевизор не смотрю. Времени жалко, нервов, желудка - сразу тошнота к горлу подвинчивает. Но, судя по разговорам патриотически настроенных гражданок с моей работы, картину составить могу. Во всяком случае, не столь интересно, как медиа преподносят тот или иной факт, сколь - как их оценка отражается в сознании рядового обывателя.
Теперь - _тьма низких истин_. Начнем с «русского кода». Что кроется под этим причудливым сочетанием - я, признаться, решительно не могу взять в толк. Скажите, что я не патриот, что шакалю у западных посольств, что я сгубил динозавров и спрятал ваши тапочки - но еще не было в XIII веке русского народа! Ну не считали себя тогдашние восточные славяне или финно-угры русскими или россиянами - новгородцами, киевлянами, черниговцами, чудинами - да; а до более высоких уровней обобщения тогдашнее национальное самосознание еще не доросло. И ничего обидного здесь нет. Как и всему живущему, нациям есть время рождаться, стареть и умирать.
Кстати сказать, крестоносцы Ливонского ордена отправились воевать Невского при поддержке именно псковитян, озабоченных тогда отнюдь не мифическим «русским кодом», а ослаблением могущественного, но недружественного Новгорода.
В принципе, европейских ворогов «русский код» тоже не сильно заботил. Нужно им было исключительно побережье Финского залива. И вот тут-то святой князь проявил себя в полный рост! Или нет? Ну в самом деле: „разгром“ шведов не помешал им вновь раз за разом претендовать на те же земли - вплоть до Северной войны. Ливонский орден поражение на Чудском озере тоже не больно-то обескуражило (ниже я уточню - почему): окончательно орден был повержен лишь _спустя двести с лишним лет_ - в ходе Ливонской войны. Зато татаро-монголов наш святой терпел с примерным христианским смирением: те, видимо, „русскому коду“ не слишком угрожали, в доказательство чего тогда же дотла спалили „мать городов русских“.
Но мы о ливонцах… Выстроившись тяжелой «свиньей», они ступили на лед Чудского озера. Лед, как и положено, треснул. Русские, одетые в легкие плавки и снабженные надувными утятами, весело прыснули к берегу. Псы-рыцари в проклепаных косухах, пирсинге и тяжелых Dr.Martiens, ухнули на самое дно. Так пришел конец экспансии крестоносцев…
Знакомая по учебникам картина. На самом деле никакой свиньей ливонцы тогда не строились - впереди шли кнехты (пешие воины), за ними чудины (финно-угорские данники ордена), а уж следом - рыцари («братья»). Далее немецкий хронист (похоже, очевидец и участник боя) сообщает: «Знамёна братьев проникли в ряды стрелявших, было слышно как звенят мечи, рубились шлемы, как с обеих сторон падали на траву павшие…» Э-э, пардон - на какую траву? _На льду_? Видимо, бой все же шел на берегу - либо сместился на лед позже.
Но победа была одержана. Общеизвестно, что летописцы всегда выпячивают свои победы и преуменьшают поражения. Русские летописи говорят, что убито было пятьсот рыцарей, в плен попало 50, а чуди погибло «бещисла». Немецкие хронисты пишут о 20 павших и шести плененнных рыцарях. Но ведь рыцарь - это была элитная боевая единица, их было немного! Если учесть, что на каждого „брата“ приходилось, по разным оценкам, от 3 до 15 „полубратьев“ - простых воинов - то общее число павших ливонцев можно оценить в 400-500 человек.
Для сравнения, в битве под Шауляй (1236 г.) литовцы «облегчили» орден на 48 рыцарских голов, в том числе магистра. Отсюда ясно, почему летописные источники XIII века скупо описывают побоище, а Ипатьевская летопись вообще умалчивает о нем. Последствия этой стычки носили сугубо тактический характер, а Ливонский орден, как я упоминал, благополучно пережил свой „разгром“ на два с хвостиком века.
Как Невская битва, так и Ледовое побоище были пусть не мелкими стычками, но обычными сражениями, подобными коим полна кровавая история человечества. Никакого судьбоносного значения – в отличие, скажем, от Ватерлоо или Сталинграда – они не имели. Причем, современники Александра держались точно того же мнения.
Принято считать, будто Невским христолюбивого князя прозвали за славную победу 1240 года над войском ярла Биргера. Однако тогдашние летописи – довольно льстивые по содержанию, как и любая конъюнктурная историография – такого прозвища почему-то не упоминают. «Невским» наш герой становится задним числом – _только с XIV века_. Кстати, его отпрыски тоже. Скорее всего (как и у более поздних дворян) это означало – «хозяин Невских земель», а вовсе не «победивший на Неве». За Невские земли этот святой и правда держался крепко. Сразу после победы 1240 года новгородские жители, почему-то не оценившие княжьих заслуг в спасении «русского кода», благополучно отправили его восвояси. (Это было вполне естественно – князя приглашали как временного военачальника, можно сказать, «служить по контракту», а тот метил усесться в богатом Новгороде покрепче.) Год спустя, правда, позвали снова. В 1249 году власть опять переделили. Александру выпало отправиться на княжение в Киев (незадолго до того дочиста разграбленный войсками Орды). Святой, разумеется, думал иначе, как в известном анекдоте: «Чего там по развалинам шастать!» - и вместо того, чтоб возрождать землю русскую… остался в сытном Новгороде. Впрочем, ненадолго. Монголы вручили ему ярлык на место Великого князя (усмирив при этом военной силой несогласных Александровых братцев), и Невский покинул Новгород, оставив там своего сына Василия.
Вольнолюбивые новгородцы с тем уживались плохо. Настолько, прямо скажем, плохо, что Александр вновь посетил неспокойный город «с кратковременным визитом». Причем, в компании монголо-татар – вот он, «русский код» в действии! Визит прошел в теплой дружественной обстановке. Некоторым особо непоседливым буянам наш святой собственноручно выколол глаза – о, единственно чтобы изменить к лучшему их взгляд на мир! Подобные наезды в город юности Невский практиковал не раз, по меланхолическому замечанию летописца, «носа урезаша, а иному очи выимаша». Думаю, перевода с русского на русский тут не требуется.
Времена, ничего не попишешь, были жестокие. Но я, безбожник до мозга костей, грешным делом полагал, будто дозволенное быку (светской силе) не всегда позволительно Юпитеру (т. е. святому). Скажем, индейцы доколумбовой Америки, приносившие по праздникам многие сотни человеческих жертв, вне сомнения, вели себя… нехорошо, негуманно, что ли. Но в отличие от испанцев или англосаксонских протестантов, они никогда не проповедовали принципа «возлюби ближнего как самого себя». По-своему индейцы были вполне последовательны. А вот если ты убиваешь, провозглашая лозунг братской любви, то такому поведению есть вполне определенное имя. Ну, давайте хором – _«ли-це-ме-рие!»_ Да, лицемерие. Господа христианские моралисты! Ведь ваши предтечи проливали кровь вовсе не «на равных» с другими-прочими – но _вразрез с собственными принципами_. А это есть грех смертный, иже не простится вовек.
В те же самые жестокие времена жил-поживал, скажем, Франциск Ассизский, которому расхождение слова с делом уж точно в вину не поставишь. Нищий, полуюродивый, воплощавший аскетический принцип христианства в своей повседневной жизни. А властолюбивый жестокий князь… каждому, конечно, свое, но… сомнительная какая-то святость выходит.
Канал «Россия» вступится за своего протеже: «Но ведь Невский принял схиму, добровольно ушел от власти!» Ага, принял. Зиму, весну и лето 1263 года Александр отбыл в ханской ставке. Возвращаясь домой по осени, тяжело заболел. Принял монашество. А 14 ноября того же года успешно преставился, не относив рясу и пары месяцев. Что это – чистота сердца? Твердость в вере? Да, если считать чистотой и твердостью игру в орлянку с господом богом и пятнашки со смертью. Авось, успеешь, а тогда – все простится!.. Во всяком случае, именно завидев приветливую улыбку смерти, наш герой и почувствовал в себе тягу к монашеской жизни. Оставлять власть в расцвете сил ему не пришлось.
В 1724 Петр I основал в столице Александро-Невскую лавру и повелел перевезти туда останки князя. Он же постановил отмечать память Невского в день заключения Ништадского мира со Швецией. Политическая подоплека столь богоугодного деяния в комментариях не нуждается. С той поры и началось посмертное существование патриотического святого. Польза его для власть имущих очевидна: устанавливая пусть натянутую, пусть ложную, но все же предельно простую национально-политическую преемственность российской правящий элиты. Мифическая «нация» цементируется в массовом сознании как вечный и незыблемый _абсолют_. Точно бублик – без начала, без конца, однородный и совершенный до неуязвимости – «нация» не знает внутреннего деления, равномерна и непреходяща во времени, всегда равна сама себе и на себя же замкнута. Угрозу ей представляет лишь кусающая пасть «извне». Но ничего, наш бублик устоит! Ведь еще Александр Невский!.. Занавес.