Пара слов – потому, что всего об этом человеке не скажешь, как ни старайся.
Пара слов – потому, что большего он не заслуживает.
Левые любят увенчивать могилу любой мало-мальски значимой «протестной» фигуры бумажными цветочками легковесного прискорбия. Обычно в подобных случаях говорится: «был непримирим… тревожил совесть… будил мысль…» Чью же совесть тревожила и какие мысли будила покойная икона постсоветских неформалов?
Впервые я услыхал его, будучи мелким подростком, в первой половине 90-х. Тогда он шокировал. Откровенный мат и матерная откровенность, выплеск бешеной энергии, богатейшая образность текстов и музыкальное убожество – это все и манило, и отталкивало, но никак не оставляло равнодушным. Летов и «Гражданская оборона» всегда были подпольными – и в безумные 90-е, открывшие шлюзы совкового андеграунда, и в пластиковые 2000-е, обласкавшие и приручившие андеграунд постсовковый. Это-то и ставится в заслугу „вечному оппозиционеру“.
На деле же «вечная оппозиция» вылилась в то, во что она только и может вылиться. Никто не предал больше идей, чем Егор Летов. И если б, на каждом обвале, он не увлекал за собой толпы слепо верящих „кумиру“ пацанов – этому можно было бы только порадоваться. Ибо летовские идеи всегда были достойны только предательства.
Егор Летов свято унаследовал пафосную традицию «русско-рокового» позерства. Парень с гитарой на подпольной сцене представлялся памятником самому себе уже потому, что он – на Сцене и с Гитарой. Герой! Какие звуки он из этой гитары извлекал – значения не имело. Музыкально „сибирский панк“ Г.О. являл собой убогий гибрид из Dead Kennedys (минус музыкальная изобретательность) и дворового блатняка (плюс мессианский комплекс). Но что нам в музыке! Рассказывают, что на одном из концертов, когда группе вырубили электричество, Егор Летов исполнял свои психопатические мантры а капелла, и ни один человек не покинул зал! Он говорил: „Я поэт, а не музыкант“. Отчасти это правда: музыкантом он точно не был. Начав как анархист (анархист ли?), молодой Летов успешно пропечатал в массовом сознании самый остервенелый, самый иррациональный сорт антикоммунизма. Именно так: коммунистические образы, символы, лозунги ( а подлинным коммунизмом в СССР тогда и не пахло) – все это было для него предметом яростного отторжения. „Борьба против тоталитарной Системы“? Да не шутите! Иначе почему бы, лишь узрев ее крах, Летов тотчас сменил курс ровнехонько на 180 градусов – прямиком к имперской „красно-коричневой“ шизофрении? Кстати, то, что подобное безмозглие ухитрилось беззастенчиво присвоить вывеску „коммунизма“ – в какой-то степени именно летовская заслуга.
Повторюсь: никто не предал столько знамен, сколько он. Иногда кажется, будто Егор Летов – не человек, а природное явление, стихийный катаклизм, разрушительно перепахавший нашу жизнь и тут же канувший в небытие. Тут впору бы ввернуть этакую поэтическую красивость, навроде: «Единственным его знаменем была абсолютная свобода от всех знамен». Да нет, знаете ли. И Летову случалось насиловать вдохновение в угоду партийной линии: за примерами милости прошу к альбомам конца 90-х.
Не поймите превратно. Любой творец имеет право на поиск, не только художественный, но и политический, идейный. Душу нельзя оградить колючей проволокой: «Здесь ищи, а дальше ни шагу». Но разве это было у Летова? Разве не антикоммунизм был общим местом рок-диссидентства 80-х? Разве не „советский патриотизм“ в духе газеты „Завтра“ стал такой же trademark оппозиции 90-х? Неужто громогласный летовский клич „Все, что не анархия – то фашизм!“ так уж далеко отстоит от этого весьма вольно понимаемого фашизма? Следует признать, что Летов 90-х в понимании Летова 80-х стал самым настоящим фашистом. И – закономерный финал – в эпоху путинской „сувенирной демократии“ новый Летов 2000-х… „отходит от политики“. Нельзя сказать, что он тащился в хвосте, приспосабливался – за свои настроения Летову не раз приходилось жестоко платить. Но, видимо, он слишком сильно чуял дух времени, и не самые лучшие его запахи. Понимал ли он это? Теперь, пожалуй, неважно.
Егор Летов всегда стремился ходить по лезвию бритвы. Неудивительно, что это самое лезвие его и рассекло.