Те великие перевороты в естественных науках, которыми был так богат век XX, нашли удивительно незначительное, и очень опосредованное, отражение в культуре и искусстве. Впервые, новые идеи, новые подходы к пониманию мира, отразились в культуре, первоначально, не сами по себе, не через свое влияние на философию и внутренний мир людей, а почти исключительно через вещи, которые были без них невозможны. Или, что почти то же самое, через отрицание и разрушение этих продуктов массового производства.
Однако, правила имеют свои исключения. И часто оказывается, что, в конечном счете, им воздают должное не современники, но история. Может быть Вы уже догадались о ком пойдет речь... Морис Корнелис Эшер плохо знал математику, но эта узкая каста, с подозрением глядящая на чужаков из своих кабинетов–келий, канонизировала его еще при жизни. Затем были физики, химики, биологи, кибернетики. Каждый ученый видит в его работах свое, находит то, что для него ближе, но собранные вместе литографии Эшера стали удивительным учебником — введением в науки XX века.
Корнелиус родился в Леевардене (Нидерланды) в 1898 году, так, что он по сути дела был ровесником XX века. Его отец был инженером. После окончания школы он два года проучился в Гарлемском училище архитектуры и искусства и затем уехал в Италию. Считается, что его удивительный стиль сформировался именно за 13 лет, проведенных в Италии. Он жил в Риме, много путешествовал по Италии и Испании. На гравюрах этого периода мы видим в основном пейзажи, живописные руины в испанских и итальянских горных деревушках, многочисленные римские церкви и соборы. Считается, что уже тогда его работы приобрели некоторую механистичность, но, во всяком случае, для того чтобы его талант раскрылся потребовался резкий толчок.
В 1935 году, после того как фашисты потребовали от его девятилетнего сына вступить в детскую фашистскую организацию, Эшер покидает Италию. Однако, обосновавшись в Швейцарии, он вдруг ощущает острую необходимость вернуться в Средиземноморье. Он хочет найти нечто ускользающее от него. У него не было денег на эту поездку и с огромным трудом он находит судоходную компанию, которая согласилось предоставить ему право проезда на торговых судах с оплатой сделанными за это время гравюрами. Эшер делает много зарисовок и это почти все. Больше он никогда не будет рисовать натуру. И никогда не вернется в Италию. Почти, потому, что он еще должен съездить в Альгамбру для того чтобы внимательно рассмотреть мавританские мозаики. Это все. Эшер нашел то, что искал. В дальнейшей хронологии нет никакого смысла. В ближайшие годы он создаст несколько новых стилей и потом будет работать в них. А потом... Потом под них будут подводить математическую и философскую базу. Их будут обращать в камень и металл. Их будет рисовать луч лазера и программы искусственного интеллекта.
Квантовая теория потрясала сознание. Электрон оказался одновременно волной и частицей. Это казалось абсурдом, привнесенным извне не острие пера. Но это была жизнь. Как одно превращается в другое? Как изменится мир? Как количественные изменения переходят в качественные? Мало было описать это, даже понять — мало. Это надо было почувствовать. В своих покрытиях Эшер сделал это. Рыбы превращаются в птиц... День в ночь... Литографии Эшера пропитаны идеями Гегеля. Арабские орнаменты убаюкивающие сознание, теперь, трансформируясь на глазах, стали взрывать его... Иногда мы видим мирную эволюцию форм, но иногда они с боем вырываются друг из друга. Из орнаментов исчезает фон. Появляются покрытия. Пустоты нет. Жизнь всюду. Жизнь везде. В мириадах форм.
Теперь Эшер уже не наблюдатель. Он понял как возникает мир. Появляются «Метаморфозы-2». Из хаоса рождается жизнь, она замирает в мертвых городах, рассыпается в шахматную партию и исчезает в пыль. До Второй Мировой войны оставались считанные дни...
У Эшера есть огромное достоинство — ему никогда не нужен бог. Его мир возникает и умирает в своей внутренней динамики, а не рока или воли творца. Более того, он способен воспроизводить себя сам! Мозаика оживает и превращается в ящериц, они движутся, живут и вновь уходят в орнамент. Или, в дугом варианте, в зеркало.
«Рыжие муравьи» идут в никуда. Каждый из них видит своих сородичей, имеет задачу и цель, но не видит, что идет, в конечном счете, по кругу. Слишком перекручена спираль, чтобы здравый смысл смог пересилить обыденность жизни и бессмысленность существования, навязанного ему его социумом.
Но хватит о кибернетике. Поговорим о еще более захватывающей науке. Об астрофизике и неразрывно связанной с ней теории относительности. Это они — звезды Эшера, он раскрашивал их акварелью, он склеивал их из бумаги. Удивительные звезды. Симметрия как грань между макро- и микромиром, между открытыми спустя два десятилетия фуллеренами и структурой рождающихся галактик. На гравюре «Гравитация» перед нами мир сжатой запредельными силами тяготения звезды. Может быть еще не открытой тогда нейтронной звезды. Мир тотальной тяжести и несвободы, порождающей чудовищ.
Тогда же мастер задумывается о том, что такое правило и, что такое норма. Мы видим как относителен у него верх и низ, на одноименной литографии. Как гравюра из «Галереи гравюр» вдруг распахивается на улицу, в город. В его творчестве нет никакой нормы, ибо кто сказал какой она должна быть? Часто говорят, что там нет и реальности, есть лишь иллюзия, но это не так. Гравюры кричат: вас обманывают, смотрите внимательней. Эшер никогда не делал игрушки головоломки, в его работах есть большой философский смысл. Мы живем сегодня в мире где «картинка», часто вытесняет содержание. И любое изменение этого мира, это, в первую очередь, борьба с иллюзиями. Борьба за то, чтобы люди видели, то, что есть, и то чего нет. Отличали возможное от невозможного. Мифы от реальности. Искусстная графическая техника позволяет фальсифицировать образы, но не реальность.
У архитектурных парадоксов, как и у мозаик, есть и другая сторона. Картинка различается в зависимости от того скользит наш взгляд сверху или снизу. В одном и том же мире, низы и верхи видят совершенно разное. Для одних он прекрасен, но для других это просто ужас. Для одних это мир птиц, для других чудовищ. Но это один мир. И он не может долго оставаться во власти иллюзий.
