БАЛЛАДА О ПРИЯТИИ МИРА

1

Я честен, хоть отвагой не бахвалюсь.
Свой мир они показывали мне, --
Увидев лишь окровавленный палец,
Я в страхе молвил: -- Он хорош вполне!

2

Я из-под плети стал глядеть спокойней
На мир с рассвета до заката дня:
Сперва он мне казался скотобойней.
Потом он начал радовать меня!

3

Тогда пришла пора переоценок.
Уж лучше трусом быть, чем мертвым стать.
И я, чтоб лично не попасть в застенок,
Приемлю то, чего нельзя приять.

4

Голодные почтительно тощали,
Помещичья подорожала рожь,
А я правдоискателям в печали
Твердил, что юнкер дорог, но хорош!

5

Предприниматель дал расчет рабочим,
Две трети за ворота выгнал вон.
Я им сказал: -- Мужайтесь! Я не очень
В проблемах экономики силен.

6

Я уступал дорогу генштабистам,
Апологетам будущей войны.
Друзьям ревел я с совестью нечистой:
-- Во фрунт! Они в стратегии сильны!

7

Наобещав с три короба голодным,
Лжецы в парламент пробивали путь;
Признав их красноречье. превосходным,
Я за «просчеты» их журил чуть-чуть.

8

Чиновничий чигирь привел в движенье
Навозной жижи полные ковши,--
Улучшить бюрократов положенье
Я власти умоляю от души!

9

Корректным полицейским и судейским
И всем кроваворуким господам,
Не прекословя замыслам злодейским,
Платочек белоснежный свой отдам.

10

Имущества ретивая защита --
Юристов долг! И совесть их светла,
Хоть кровь с изящной обуви не смыта
Под скатертью судейского стола.

11

Мужей закона совращать не вздумай,
Со взяткой к ним не лезь: напрасный труд!
Не соблазнишь их небольшою суммой,--
Не это ль неподкупностью зовут?

12

На улице мерзавцы бьют невинных,
От хулиганов просто нет житья!
Бьют с помощью резиновых дубинок?
Тогда упрек беру обратно я!

13

Полиции порой бывает тяжко
Бороться, бедноту в узде держа:
Готов отдать последнюю рубашку
Спасающим меня от грабежа!

14

Поверьте, я отличный человечек,
Нет у меня дурного на уме.
Пусть у меня знакомый есть газетчик,
Но так ли это портит реномэ?

15

Вопят газеты киноварью литер:
«Убийства? Где? Да это просто ложь!»
Кровь бедных жертв я осторожно вытер.
Прочтите, братцы! Больно стиль хорош!

16

Писатель нам вручил свое творенье--
«Высокогорный облачный причал».
Он получил (сполна) за словопренья,
А кой о чем (бесплатно) умолчал.

17

Торговец, заверяющий прохожих:
«То не треска-я сам смердеть горазд!»--
Сам жрать гнилья не станет. Ну так что же.
Я подольщусь, пускай меня продаст!

18

Облапившему девушку беспечно
Арапу с пачкой краденых банкнот
Я руку жму с опаской, но сердечно:
Он заработать женщине дает!

19

К хирургам, помешавшимся на тыщах,
К тем, кто не любит драного белья,
Кто презирает пациентов нищих,
Ложусь на стол беспрекословно я.

20

Увидев, как пекутся инженеры,
Чтоб тружеников жизнь конвейр унес,
Я в технику преисполняюсь веры,
Ее триумфом тронут я до слез.

21

По тем местам, растут откуда ноги,
Разгуливает менторская плеть,--
Так государству служат педагоги,
Иначе им пришлось бы околеть!

22

Когда я вижу тринадцатилетних,
Которым можно дать по росту -- пять,
Циничных, как иной плешивый сплетник,
Я отхожу, не зная, что сказать!

23

Доцентов, что в припадке краснобайства
Убийц не выставляют напоказ,
А говорят о кризисе хозяйства,
Я не браню. Такой им дан заказ.

24

К науке отношусь я с пиэтетом,
Хотя она и множит нищету.
Я свет познанья славлю -- но при этом
Дурман религиозный свято чту.

25

Люблю попов. За них я встану грудью.
Они над каждой бойней вновь и вновь,
Подъяв свои фальшивые хоругви,
Провозглашают к ближнему любовь.

26

Я восхвалял и бога и маммону,
Я наблюдал, как жирнопалый поп
Указывал на небо изможденным,
И я сказал: «Спаситель не усоп».

27

Типажи графики Георга Гросса,
Владельцы седловидных черепов
Хотят вселенной глотку взрезать косо,
И я одобрил их без лишних слов.

28

А жертвам соболезновал не я ли?
Хотя, блудливо отводя глаза,
Когда убийцы жертву выбирали,
Вопил: -- Валяйте, я всецело за!

29

Отряд убийц шагает за отрядом.
Нет, я от мясников не жду добра.
Взреветь бы: стой! Да соглядатай рядом,
И, надрываясь, я кричу: ура!

30

Ax, крыльев нет у моего искусства,
Живу, с постыдной жизнью не борясь.
Я вашей грязью перемазан густо,
Мое приятье мира -- тоже грязь!

1932


Брехт