Дальневосточная герилья… Партизанские тропы и схроны. Все это, как-то разом, вырвалось откуда-то из бурных 20-х, из замечательных книг Фадеева, мелькнуло в телевизионном эфире, и вот — разгром.
Что это? Отдельный эпизод — безумство храбрых? Или новая тенденция: Уссурийск, Пермь, Новгород?… Мне кажется, что не то и не другое. Это свет прожектора, выхватившего кусок обычной российской жизни. 20-лет капитализма и почти столько же Кавказских войн сформировали у сотрудников правоохранительных органов простой стереотип поведения: «Вместе мы банда!» Сюда входит и принцип коллективной ответственности, и признание, как царица доказательств, и правовой нигилизм, и коррупция, и круговая порука, и, что самое главное, обвинительный уклон судебной системы. Даже язык сотрудников милиции, сегодня, мало отличается от воровского: мне, например, впервые, было трудно догадаться, что подельник — на самом деле, всего лишь коллега и напарник следователя.
В фильме «Рожденная революцией», есть замечательный эпизод: спор молодого рабочего милиционера с сыщиком из царской полиции. Сыщик разъясняет «старорежимные» методы работы — хватаем друга подозреваемого и избиваем его до тех пор пока он не даст нужные показания. Милиционер — уверен, что это не нужно, так как обычные люди будут помогать милиции. «Запомните, молодой человек, люди никогда не будут помогать полиции!». В общем, люди крайне неохотно помогают агентам и институтам чуждого им класса. В здоровом рабочем государстве, милиция уверенно опирается на многочисленный рабочий класс. У нее нет необходимости фальсифицировать доказательства или избивать подследственных. Милиционеры не являются здесь особой кастой, их набирают на заводах по комсомольским призывам. Они находятся под партийным контролем.
Совсем другое дело — буржуазное государство. Милиция выступает здесь как инструмент правящего класса: причем как опосредованно, через государственную машину, так и напрямую, когда бизнес напрямую платит деньги за свою охрану, за защиту своей собственности, своих интересов. Получается своего рода «слуга двух господ», класса как целого, и частного. Класс как целое, требует от милиции общей стабильности, абстрактных показателей раскрываемости, борьбы с экстремизмом. Его отдельные представители платят деньги за охрану банков и магазинов, поиск угнанных машин, личную безопасность. Наконец, рабочие, люмпены, самозанятые кустари, самые мелкие буржуа — те, кто не могут откупиться чохом — просто добыча, те кого можно грабить, на ком можно выполнять план по раскрываемости преступлений. Тех, что постарше, ловят в дни получек у заводских проходных, грабят и избивают. Тех кто помоложе, просто хватают на улице и бьют до тех пор пока они не признаются в совершении какого-нибудь преступления. Для того, чтобы подвергнуться нечеловеческим пыткам и быть обвиненном в любом, сколь угодно тяжком преступлении, достаточно быть соседом или знакомым жертвы, созваниваться с ним, наконец, просто проходить по соседней улице. Если у вас нет достаточной суммы, чтобы откупиться от «правосудия» или влиятельных друзей — вы обречены.
В Санкт-Петербурге судят ментов пытавших двух подростков, для того чтобы получить свидетельские показания против отца одного из них. Их душили полиэтиленовыми мешками, били, прижигали сигаретами «область паха». Вам все еще жалко детей убитого на Дальнем Востоке…, скажем так, сотрудника органов? Другой выстрелил в спину «подозрительному» студенту, и, в-общем то, отделался легким испугом. Таким случаям несть числа. Более того, это не происходит где-то на другой планете, скрытой за монитором или экраном телевизора.
У меня до сих пор стоит в ушах страшный вой матери «умершего от сердечного приступа» в отделении милиции сына. Она проклинала ментов, и просила засвидетельствовать следы страшных побоев на его теле, а персонал морга и судмедэксперты, смотрели на нее оловянными глазами. Или простой, и тем более страшный в своей обыденности, рассказ рабочего, кормильца семьи, о том, как его подкараулили с зарплатой двое ментов и били так, что сломали обе ноги. Это было зимой и он уже замерзал, когда дворик-узбек дотащил его до больницы. Пока он лежал в горячке с тяжелой формой пневмонии, его нельзя было оперировать и кости срослись неправильно. Его единственный сын бросил институт и пошел работать, для того чтобы помочь родителям и собрать деньги отцу на операцию. Мы лежали в большой палате на соседних койках, и никто из тех кто слышал эту историю, ни на секунду не усомнился в ее правдивости. Если бы один из этих ментов оказался в этой палате и его забили бы насмерть костылями, вы бы тоже жалели его детей, фарисеи?
Что вы можете сделать, чтобы спасти своих детей, братьев, друзей? Сопротивление? К вам в город, деревню, рабочий квартал прибудет карательный отряд из сотен омоновцев и «отметелит» всех подряд — женщин, стариков, инвалидов, детей — всех кто подвернется под руку. Пару дней будет грабить захваченный город, а потом отбудет восвояси, увозя с собой пленных и заложников, которых их родные, может быть, никогда уже и не увидят. Вы наверное слышали про Благовещенск? Это только один случай, правда о котором прорвалась через информационные частоколы. На Северном Кавказе это давно уже норма жизни, которую никто, особо, и не скрывает.
Теперь вот — поселок Кировский. Брат Романа Савченко погиб в отделении милиции пять лет назад. Андрея Сухораду били не раз и не два. Почти как тех ваххабитов, которых зверски избивают раз в месяц в плановом порядке, только потому, что они молятся не в той мечети. С остальными тоже самое. То, что этот безвестный поселок вынырнул из беспросветный информационной мглы, которой покрыта большая часть России, простое сочетание случая — активность фашистов и недосмотр какого-то мелкого чиновника-цензора. Под Пермью, вот, тоже, что-то было, но фонарь уже выключен.
Всего в прошлом 2009 году было убито 567 сотрудников разного рода внутренних органов, втрое больше было ранено. Выкиньте отсюда сотню среднестатистически убитых разного рода уголовниками — и вот потери одной из сторон в войне серой армии с народами России. Их противники лежат, в своей массе, в безымянных могилах. Официальная сотня — ложь, конечно. Все-таки, отчаявшиеся партизаны, Зорро и Робин Гуды, против организованных, хорошо координированной миллионной армии. За то, что она охраняет собственность имущего класса, ей позволено безнаказанно грабить и убивать. Она непобедима?
Это не так. История знает множество отлично выстроенных полицейских систем борьбы с инакомыслием и любой формой протеста. От царской России, где от последнего дворника, до Государственного совета, борьба с «политическими», была главным делом, до самосовской Никарагуа, где все ресурсы государства тратились на гипертрофированную полицейскую систему. Спасло ли это кровавые режимы? Нет. Эффективные против борьбы единиц, полицейские силы, оказываются неизбежно бессильны против протеста миллионов. То, что произошло в Приморье — не диагноз, это просто симптом. Признак крайней поляризации общества. Ситуации, когда народ морально готов сражаться пров государства — как групп вооруженных людей в сером. Вопрос лишь в позитивной программе.